Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
— Позволь мне разделить с тобой твои страдания, милая моя сестричка.
Глаза Элизабет наполнились слезами.
— Джейн! — завопила их мать. — Мои нервы разорваны в клочья! Принеси мою нюхательную соль. Джейн, о чем ты там только думаешь?
— Вот она, мама. — Джейн выудила соль из сумочки матери.
— Ах! — вскричала страдалица. — Эта девчонка меня погубит. Само собой, никому нет дела до моих чувств.
Джейн подошла к сестре и шепотом пообещала вернуться к ней очень скоро. Она успокоила мать так, как только она одна в семье умела делать это, и
Расположившиеся в библиотеке мужчины были избавлены от участия в женских делах и суете. Мистер Беннет наслаждался спокойной и размеренной беседой с Бингли. Дарси подошел к книжным полкам, выдвинул книгу, посмотрел на обложку отсутствующим взглядом и поставил на место.
— Я небольшой мастер, когда дело доходит до собирания библиотеки, — заметил Бингли. — Дарси давно махнул на меня рукой.
— Гм-м? Вы обо мне? — Не ожидая ответа, Дарси пожал плечами и вернулся назад к окну. За окнами только неустанный моросящий дождь пробивал беспросветную пасмурность. Фицуильям повернулся и вышел из библиотеки, затем побрел в соседнюю гостиную. Там Мэри скрупулезно штудировала какую-то толстую книгу, при его появлении она вздрогнула и подняла голову. Щеки ее покрылись красными пятнами, на лице появилось странное выражение. Молча поклонившись Мэри, он прошагал через гостиную и сразу же пошел наверх, тут же забыв о ней.
Там он обнаружил Джейн, прижимавшую чашку к губам сестры, пока Уилкинс стояла рядом наготове с лавандовой водой. Джейн обрадовалась приходу Дарси, хотя немного и опасалась последствий, если он заговорит с Элизабет прежде, чем Мэри уедет домой. Дарси, конечно же, заметил эту двойственность чувств в ее взгляде. Тогда он увидел какие-то книги на кровати и, выбрав одну из них, открыл в том месте, где лежала закладка.
— Какой во всем этом смысл?
— У нее были хорошие намерения, — заступилась Джейн.
— Мэри?
Джейн, беспомощно кивнув, поцеловала Элизабет и уступила свое место Дарси. Уилкинс поставила лавандовую воду на столик, и они покинули комнату, тихонько прикрыв дверь. Дарси взял полотенце и бережно обтер ей лицо. Элизабет никогда не чувствовала такой нежности даже от рук матери.
— Я хорошая жена, Фицуильям?
— Любовь моя, как ты можешь сомневаться в этом? Ни дня не проходило, чтобы я не говорил тебе, что ты сделала меня счастливым.
— Я знаю, что ты счастлив, но почему погиб наш ребенок? Почему Бог забрал его?
— Дорогая моя, кто же может это знать? Такое часто случается, разве не так?
— Мэри говорит, это — наказание.
— Что! И она смеет говорить подобное?!
— Она сказала, я плохая во всем. В том, как я обращаюсь с тобой, во всем моем отношении к тебе. Как я одеваюсь, чтобы… чтобы вызвать к себе интерес, даже в том, что я использую леди Инглбур в своих целях.
Ярость нахлынула на него. Если Элизабет выслушала все эти ханжеские речи, значит, постигшая их потеря сделала ее совершенно незащищенной. Он прошелся по комнате, подошел к окну, заставляя себя успокоиться, затем вернулся к кровати.
— Милая моя Элизабет, из всего
— Я в самом деле не могу быть другой, чем я есть.
— Так-то лучше. Разве ты забыла, что твоя решимость возрастает с каждой попыткой запугать тебя? Когда ты сказала мне это в Розингсе, я был достаточно тщеславен и счел это кокетством. Если бы ты уже тогда вышла за меня замуж, нам бы пришлось провести немало замечательных сражений, прежде чем я усвоил бы урок, что ты говоришь правду.
— Нелепость в том, что Мэри считает мое отношение к тебе неуважительным, а вряд ли есть на свете мужчины, которых жены уважали бы больше.
— Я изо всех сил постараюсь быть достойным такого уважения.
Она закрыла глаза и уткнулась в подушки.
— Может, ты попытаешься…
— Да, Элизабет? Что ты хочешь? — От усталости ей было трудно даже думать. — Я сделаю для тебя все, что в моей власти, ты же знаешь. — Усыпляющий аромат лаванды и слабое снотворное, которым ее напоила горничная, начали действовать. Он больше ничего не стал говорить, только оставался подле нее до тех пор, пока, она не погрузилась в глубокий сон.
Когда миссис Беннет успокоилась достаточно, чтобы спуститься вниз, она едва ли обратила внимание на присутствие Джорджианы в гостиной. Она резко закрыла дверь и впилась взглядом в дочь.
— Я не стану обсуждать твое глупое и дерзкое поведение, Мэри, пока мы не дома. Я обещала Джейн ничего не говорить об этом, и я сдержу слово. Но я очень сердита.
Джорджиана невольно подалась назад, но Мэри только заносчиво пожала плечами.
— Как смеешь ты передергивать плечами, мисс? Еще только раз так сделаешь, и я залеплю тебе пощечину. Ты сведешь меня в могилу своим вздорным характером. Что можешь знать ты, девчонка, о делах между мужем и женой?
— Мама, — прошептала Джейн.
— Что такое, Джейн? Ох, я больше ничего не стану говорить, но что муж Элизабет скажет по этому поводу, мне и подумать страшно.
Она была избавлена от жутких дум на эту тему, так как в комнату большими шагами вошел Дарси. Джорджиана вздрогнула. Дарси повернулся к Джейн и заговорил, явно сдерживая себя:
— Джейн, будьте так любезны, позаботьтесь о моей сестре на какое-то время.
Джейн кивнула, и они с Джорджианой вышли. Затем он повернулся к миссис Беннет.
— Мадам, — сказал он, — я желаю поговорить с Мэри о ее поступке, который вызвал у меня крайнюю степень недовольства.
— Говорите, все что считаете нужным, сэр. Ручаюсь вам, Мэри не услышит от вас более резких слов, чем ей предстоит услышать дома.
Дарси снова повернулся к Мэри. Ее руки задрожали, когда она взглянула на зятя, и она спрятала их за спину.
— Вы допустили нешуточную ошибку, мисс Беннет, когда посмели говорить с моей женой этим утром.
Мэри крепко сжала губы, вздернула подбородок и ответила: