Горькие шанежки(Рассказы)
Шрифт:
Нина Васильевна посмотрела рисунок, погладила Ваню по голове, сказала:
— Талант! — И добавила с легкой радостью: — Учиться тебе надо бы, Ваня…
Ребятишки подивились таким словам Нины Васильевны. Куда еще Ваньке учиться, если он и так одни пятерки таскает? Вот Митяю — это да, надо учиться. Он по лишнему году и в первом, и во втором классе сидел. А теперь в третий по второму разу ходит, и опять дело у него не лучше идет. Пока объясняют ему, в который уж раз, задачку, уже и первоклассник Пронов Тарас начинает руку тянуть, Митяю подсказывать. А тот только сопит. Руку на парту выложит — она поперек
Слушая, как сумрачно молчит Митяй у доски, Нина Васильевна говорила, вздыхая:
— Эйнштейном, Дмитрий, тебе не бывать… Хоть бы рос ты поскорее да к какому делу пристраивался.
Бороться с Митяем или наперегонки бегать мало кто из ребят соглашался. Вот и на поле выходя, многие думали, что уж тут-то Митяй всех обставит. А вот гляди — сам он отстал от малого чувашонка. И не ему, а Ване при всей школе колхозный председатель вручил премию — коробку с красками. Вручил — и как взрослому руку пожал.
От такого подарка Ваня до немоты растерялся, а ребятня, поломав строй, окружила его и стала разглядывать коробку с картинкой и яркой надписью: «Акварель». Под этим непонятным словом буквами поменьше стояло: «Краски медовые».
Прочитав это, вечно голодный Петька Варнаков тут же открыл коробку и, долго не думая, лизнул черную краску. Вымазал язык, губы и долго плевался от горькости во рту. Какой тут мед! Над Петькой смеялись, а он бурчал, что эта акварель и не настоящая вовсе, потому так непонятно называется.
Но Петька — Петькой, а Ванины глаза так и светились от радости. Председатель попросил его разрисовать колхозную стенгазету, которая висела в правлении. От времени она уже выгорела и была густо засижена мухами.
— Сможешь серьезное дело?
— Лист большой надо, — сказал Ваня. — Твердой бумаги…
— Это у меня в заначке имеется, — успокоил его председатель.
Перед октябрьским праздником Ваня принес в контору разрисованную газету. Посмотрели все на нее и ахнули: так здорово получилось. В верхнем углу нарисовал Ваня солдата, моряка и колхозников — тракториста в фуражке с автомобильными очками и еще двух теток в телогрейках и платках. Лица у них свежие, глаза с веселинкой. А в нижнем углу листа сжимался в комочек Гитлер с кучкой кривоногих и скрюченных фашистских генералов. Лицо у него косоротое от страха, глаза выпучены, а усики торчат, как у перепуганного кота.
Председатель поглядел на газету со своей прищуркой, одобрил, но заметил:
— Что-то у тебя, Ванюш, наши больно розовые получились. Такие, знаешь, каждый день мясо, однако, едят…
Ваня помолчал, а потом сказал, что нарисовал все, как в жизни видит, а Гитлер, хотя и мясо трескает, все равно окочурится да и сдохнет.
— Это ты верно говоришь.
Газету вывесили в конторе, наклеив на нее исписанные листочки.
Этими красками на меду много чего понарисовал Ваня в своем толстом альбоме — по случаю ему купленном. И все у него выходило легким, красивым и смотрелось немножко получше, чем было на самом деле.
Вот стол, а на нем яблоки, груши, разрезанная дыня, и еще — виноград, которого ему самому пробовать не доводилось еще. И такие взаправдашние они у него получились, что младшие сестренки заспорили, выбирая, кто и чего
В другой раз нарисовал Ваня елку — зеленую, с нарядными и веселыми игрушками, со свечами и блестками на концах веток. Такую он видел еще до войны, в Узловой, на празднике для железнодорожников. А свою школьную елку ребятишки наряжали самодельными игрушками — ленточками, домиками из спичечных коробков, бусами из фасолин или ягод шиповника, кедровыми шишками…
Посмотрев на Ванину елку, Нина Васильевна сказала, что до Нового года остается немного, и велела всем готовить игрушки. Ребятня сразу догадалась, что теперь уже скоро приедет из тайги старший Пронов, дядя Роман — отец Демки с Тарасом. Он охотился далеко от села, в бесконечных распадках и сопках, где у него зимовье и сарай для коня и подводы. К Новому году дядька Роман приезжал домой и всегда с елкой на санях, запутанной в старую холстину. За день-два до праздника елку заносили в класс, разворачивали. Она отогревалась, расправляя ветки, раздаривая лесной смолистый запах. И начиналось у елки торжество, стихи и песни, потом Дед-Мороз раздавал всем маленькие пакеты с подарками…
Ребята стали готовить дома игрушки, но тут заболела Нина Васильевна. От простуды, а еще, как говорили взрослые, от истощения и усталости. Она ведь одна все четыре класса вела. В первую смену — четвертый и второй, а первачки и третьеклассники ходили в школу после обеда: чтобы меньше им мерзнуть дорогой.
Зима заваривалась круто. Осенью враз навалило снегу, а с декабря ударили крепкие морозы. В безветрии печной дым поднимался прямыми столбами, и Ване все казалось, будто деревенские дома спущены на косогор по этим дымным столбам из глубины бледно-голубого и тоже холодного неба. А дома полустанка вжимались в снег от морозов, перед которыми только скрип не сдавался, а упрямо крепчал. Тягуче и тонко вырывался он из-под санных полозьев, из-под копыт коров и лошадей, с заиндевевшими мордами трусивших на водопой к проруби на озере.
Зима, когда одежонка плохая да харчи постные, — скучное время. На дворе долго не выдержать. Раз, другой с горки скатился — и домой, греться. В сарае поковырялся, к колодцу за водой сходил — опять охота к теплу.
Вечера зимой долгие, а лампу, экономя керосин, зажигали только с приходом отца, молчаливого после тяжелой работы на линии. Наскоро ужинали и ложились спать.
Ночи такие длинные, что Ваня и спать уставал. Подолгу лежал у прохладной стены с раскрытыми в темноте глазами, слушал, как тяжело пыхтят паровозы, ведущие составы на запад, к войне. А те, что шли на восток, бежали разгонисто, отбрасывая гриву из дыма; Много таких резвых паровозов нарисовал Ваня в своем альбоме.
Зимой одна радость у Вани и его погодков — школа. С полустанка в нее ходили чаще ватажками, подбираясь по одежке. Кто получше одет — шагал медленно, кто слабее — добирался вприпрыжку. Да и в школе не больно-то согреешься. Завалинку подправить некому было, и от пола тянет холодом. Если кто забывал на парте пузырек с чернилами, поутру надо было на печке оттаивать.
Но как ни холодно, как ни далеко ходить, а в школе всегда лучше, чем дома. Тут ребятня собиралась вместе, и всем находилось занятие. А главное, всегда что-то новое открывалось. Почему и расстроила ребят болезнь Нины Васильевны.