Горький хлеб (Часть 5)
Шрифт:
– Ох и востер! Ладно - валяй в приказ...
А тем временем объезжий голова сидел в душной комнате подьячего и сердито говорил:
– Лихого человека привел в приказ, Силантий Карпыч.
– В чем его воровство, Дорофей Фомич?
– нехотя, проронил подьячий, уткнувшись в бумагу.
Кирьяк откинулся в кресло, обтянутое зеленым сукном, с полминуты молчал, а затем произнес, поглаживая длинную бороду:
– Возле Яузских ворот на гиль посадских людишек подбивал. О ближнем боярине Борисе Федоровиче срамные речи выкрикивал и государя хулил воровскими
Подьячий, не поднимая головы от бумажного столбца, усердно скрипел гусиным пером, брызгая чернилами по всему столу.
– Мотри, все запиши, Силантий Карпыч.
Подьячий сделал последнюю завитушку в грамотке, воткнул перо в оловянную чернильницу и только теперь повернулся лицом к объезжему.
– А ты чегой-то опух весь, Дорофей Фомич? И глаз у тебя подбит, и бородишка в крови. Уж не тот ли удалец экую красу тебе навел?
Дорофей насупился.
– Таких четвертовать надо! Добавь в своей грамотке о злодеяниях гилевщика.
Силантий Карпыч смахнул муху с бумажного листа, протяжно вздохнул и, скрестив руки на животе, проговорил степенно:
– Недосуг мне сейчас, Дорофей Фомич, твое дело слушать.
– Как недосуг? О чем же в грамотке строчил?
– Али впервой здесь, Фомич? Приготовил приказному дьяку приговорный лист по делу сретенских тяглецов, кои в Съезжей избе воровство учинили. А твое дело обождет.
– Так зачем я тебе битый час о воровском человеке толкую! загорячился Кирьяк.
– Не забывай - парень тот противу государя и Бориса Годунова крамольные речи посадским тяглецам изрекал.
Подьячий хитровато сощурился и снова вздохнул озабоченно:
– На Москве бунташных людей тьма, а нас - всего трое. Нелегко дела преступные вершить. Всему свой черед. Чего ты загорелся вдруг, Дорофей Фомич? Обождать придется. В застенке сейчас тесновато. Пущай покуда в Земском приказе посидит. Там посвободней, голова.
"Деньгу вымогает, чернильная душа. Каждый крючок ловит свой кусок. Придется сунуть гривну. Не жаль. Зато гилевщика завтра на дыбу подвесят да ребра выломают. Пусть помнит Кирьяка", - зло подумал объезжий и потянулся за мошной.
– Наслышан я, что царь Федор Иванович задумал к Разбойному приказу прируб пристроить. Прими от меня, Силантий Карпыч, гривну на государево дело.
Подьячий не спеша спрятал деньги за пазуху.
– Радение твое не забуду, Дорофей Фомич. Ох, чую, неспроста ты на своего парня в великой обиде. Так и быть - помогу тебе. Сегодня же будет бунтовщик в Пыточной.
– Многие лета тебе здравствовать, Силантий Карпыч, - обрадовался Кирьяк.
– Отчего ты от князя Василия
– вдруг неожиданно спросил Силантий Карпыч.
– Тут дело не простое.
– Поведай мне свое дело, Дорофей Фомич.
– Потом как-нибудь, - уклончиво ответил Кирьяк.
А про себя подумал: "Мыслимо ли дело о своих грехах подьячему Разбойного приказа рассказывать. Нет уж, лучше умолчать".
...Сильно разгневался тогда на своего приказчика князь Василий Шуйский. Кричал, ногой топал:
– У меня мужики из вотчины и без того ежедень по лесам разбредаются.
– Так ведь я, князь, из мужиков на тебя дань выколачивал. Супротивничают они, - оправдывался Кирьяк.
– Так оброк нынче не собирают. Не те времена, Дорофейка. Намедни известил меня староста, что из Березовки после твоего погрома семь мужиков сошли. А куда - неведомо. Прикажу кнутом тебя бить нещадно, пес греховодный! Экий урон моей вотчине нанес.
– Я человек вольный, князь. К тебе на службу сам пришел и кабальной грамотки на себя не писал. Потому стегать меня кнутом не положено.
– В своей вотчине мне все положено. И не тебе меня судить, лиходей.
Василий Иванович звякнул колокольцем. В палату вбежал бойкий молодец.
– Кличь дворовых, Сенька. Дорофейку на козле17 растяните. Всыпьте ему тридцать плетей за княжьи убытки.
Челядинец метнулся во двор за холопами, а Кирьяк обиженно фыркнул:
– Верой-правдой тебе служил, князь. Пошто перед холопами меня бесчестишь?
– Наперед будешь знать, как хозяйские дела вершить. Не по тебе, вижу, эта служба. В Разбойном приказе твое место - за воровским людом досматривать. А с крестьянами похитрей надо дельце обставлять. Твоей голове это не под силу. Потому с приказчиков тебя снимаю. Кнута изведаешь - и ступай прочь с моего двора...
– Чего замешкался, Фомич?
– вывел Кирьяка из раздумья подьячий.
– Пойду, однако, - поднялся с лавки Дорофей.
– С богом, с богом, Фомич. Зело много у меня дел государевых.
Глава 53
КНЯЗЬ И БОБЫЛЬ
Афоня Шмоток толкался по темным сеням приказа, рассчитывая увидеть Болотникова. Мимо него сновали челобитчики, мелкие приказные люди, истцы и стрельцы. Один из них подозрительно глянул на неказистого мужичонку и схватил его за сермягу.
– Уж не тебя ли я в кабаке видел, человече? Кажись, тебя Кирьяк по голове шмякнул.
"Выходит, Кирьяком супостата кличут", подумал Афоня и перекрестился.
– Побойся бога, мил человек. Нонче скорбь всенародная по царевичу Дмитрию. Нешто ты - государев служивый - в эту пору по кабакам ходишь. Грех, батюшка.
Стрелец что-то буркнул себе под нос и отпустил набожного человека.
Бобыль присел на лавку в темном углу и стал выжидать. Через полчаса он снова увидел Болотникова. В окружении шестерых стрельцов его вывели из приказа во двор. С Ивановской площади государевы люди пошагали к подворью Крутицкого митрополита, а оттуда свернули мимо хором боярина Морозова к Пыточной башне.