Город без людей
Шрифт:
— Это у тебя нет ума! Пол испачкал...
Али покачал головой, пробормотал: «Ты все видишь, мой аллах!»
— Сказала обо мне Недждет-бею?
— Подождешь немного! Не умрешь. Да и как там тебя звать, а?
— Али... Али из Йешиль-ова.
— Выйди, подожди за дверью!
Али глубоко вздохнул: «Аллах терпеливый!» Он открыл дверь, вышел на лестничную площадку. Стены до половины были покрыты мраморными плитками. «Если Надждет-бей узнает, как грубо обошлась со мной женщина, он прогонит ее, — подумал Али. — Но я не скажу. Зачем? Из-за меня бедняга лишится работы. Не хочу... Просто
Эта мысль принесла Али облегчение. Ах, Недждет-бей, Недждет-бей! Как Али о нем соскучился! У Недждет-бея желтые-прежелтые усы, похожие на кисточки кукурузных початков, и голубые-преголубые, как бусы деревенских девушек, глаза. Два года длилось строительство шоссе в Йешиль-ова. Тяжек был их труд. В последний вечер, когда работы закончились, Недждет-бей и Али, который с утра до вечера прислуживал ему, сидели в шатре. Инженер обнял преданного слугу и сказал: «Смотри, Али, не забывай меня! Приедешь в Стамбул — обязательно загляни... Буду ждать!» Эти слова долго звучали в ушах Али, почти пятнадцать лет... «Смотри, Али, не забывай меня! Не забывай меня, Али!» Ах, Недждет-бей, Недждет-бей! Можно ли тебя забыть? Пятнадцать лет Али жил одной мечтой — поехать в Стамбул и увидеть Недждет-бея. Но что поделаешь? У крестьянина столько дел, а Стамбул так далек... Аллах знает, Али верен дружбе. Он никогда не забывал своего обещания. И вот наконец продал свое поле, деревянный плуг, выручил денег на дорогу, наполнил синюю суму подарками и двинулся в Стамбул.
Али пошевелил плечами. Да, тяжело!.. Что случится, если он спустит на пол свой груз? Но женщина так рассердилась! Стараясь не обращать внимания на боль в спине, он принялся изумленно разглядывать мозаичные ступеньки, мраморные стены.
«Прочное здание... — подумал Али. — Каменщики много потрудились!»
Али знал, что значит обтесывать камни. Он годами дробил скалы на строительстве дороги в Йешиль-ова. Все крестьяне равнины слетелись к шоссе в поисках заработка. Они сверлили горы, кололи камни, превращали в пух твердую девственную землю, на которой не росла даже трава. Работой руководил инженер Недждет-бей. В сапогах, с нагайкой в руке, он отдавал крестьянам приказания.
Однажды Али сидел у палатки инженера и пел ему грустные крестьянские песни.
— Давай будем с тобой друзьями, Али, — неожиданно сказал Недждет-бей. — Будь моим братом на земле и в загробном мире. Смотри не забывай меня! Хорошо?
Ах, Недждет-бей, Недждет-бей! Может ли Али когда-нибудь забыть тебя? Прошло столько лет, и вот он взвалил на плечи синюю суму и пустился в путь. Али верен дружбе.
За дверью послышались шаги. Глаза Али застлало пеленой. Бедняга чуть не задохнулся от волнения. Призвав на помощь всю смелость, он замер в ожидании. Вот... Шаги уже у самого порога. Створка двери дрогнула. Ну, Али, излей свою душу!
— Это я пришел, бейим, я!..
Женщина, открывшая дверь, испуганно оттолкнула Али, который бросился ей на шею.
— Да накажет тебя аллах, болван! — закричала она. — Напугал до смерти!
— Я думал, это Недждет-бей... — заикаясь, пробормотал он. — Хотел обнять...
Женщина окинула его уничтожающим взглядом.
— Так можно и задушить!
Али смущенно понурил голову. Во рту пересохло. Язык
— Где же Недждет-бей?
Женщина несколько секунд не отвечала, словно что-то обдумывала, затем сказала ледяным голосом:
— Недждет-бея нет дома!
От мраморных стен повеяло могильным холодом. Шум голосов в квартире смолк, воцарилась глубокая тишина.
— А вечером он придет?
— Не придет.
— А завтра?
— И завтра, и послезавтра. Уехал путешествовать.
У Али перехватило дыхание.
Вершины гор в Йешиль-ова покрыты снегом, склоны окутаны туманом. Но ни снег, ни туман не помешают ему навеки сохранить в сердце верность своему брату. Ни снег, ни туман...
Молча свалил он к двери свою огромную переметную суму.
Плечам, едва они избавились от груза, стало легко, но сердцу... На сердце начала давить гнетущая, невыносимая тяжесть.
Али медленно спустился по лестнице, вышел на залитую солнцем улицу. Ему захотелось где-нибудь сесть, и он направился в детский скверик напротив губернаторского особняка. Опустился на зеленую деревянную скамейку.
На дорожках, усыпанных гравием, играли малыши. Няньки занимались вязаньем.
Рядом на скамейке несколько школьников, открыв учебники, готовили уроки.
— Фатих [70] перетащил свои корабли как раз в этом месте! — воскликнул полный, круглолицый мальчуган.
Ребята оживились, стараясь представить себе это грандиозное событие.
— Вот здорово!
— Как он втащил огромные корабли на этот холм?
— Очень просто. Построил деревянные стапели, облил их оливковым маслом...
— Ты смотри! Совсем как жаркое из баклажан...
— Корабли подняли на стапели, завели моторы...
— Ври больше... Да разве тогда были моторы?
70
Фатих (Завоеватель) — прозвище турецкого султана Мехмеда II (1429—1481), который в 1453 г. овладел Константинополем.
— А то нет?
— Конечно, нет. Корабли ходили под парусами.
— По-твоему, ветер их занес на этот холм?
— Эх, ты!.. Люди впрягались, люди. Как лошади в повозку...
Все по очереди хлопнули книжками по голове рыжеволосого паренька, считавшего, что корабли Фатиха были моторными.
— Ну и невежда! Срежешься по истории.
Мальчуган потер голову.
— Ну и пусть срежусь! Подумаешь... Да здравствует сентябрь!
Под деревьями в цветных комбинезончиках копошились малыши, таская в маленьких ведерках гравий.
— Интересно, сколько человек впрягалось?
— Тысячи хватит для одного корабля?
— Мало.
— Ну, две тысячи.
— В каком это было месяце?
— В мае.
— Ух, жарища! Вот досталось бедняжкам!
Толстощекий, не обращая внимания на реплики товарищей, продолжал:
— Губернаторского особняка в то время тоже не было... Кругом пустая земля. Солдаты Фатиха по стапелям, облитым оливковым маслом, волокли корабли через холмы.
— А потом?
— Потом спустили их по склону Касымпаша и — бултых в Золотой Рог.