Город без людей

Ханчерлиоглу Орхан

— Займись господами! — приказал Реджеб одному из официантов.

Он вынул из жестяной табакерки сигарету. Вышел из хашной.

Даже на улице мозг Реджеба Коркмаза продолжал думать об ароматной требушиной похлебке и бараньих головах, висящих рядком на крючках.

На стамбульских улицах царствовало жаркое весеннее утро.

Задевая плечом толстую каменную стену Английского дворца, Реджеб Коркмаз двинулся вниз по улице. Он никак не мог найти спички.

«Чиновники каждый месяц выбрасывают на рынок пачки новеньких денег... Штампуют на станках... — сердито ворчал он, роясь в карманах. — Вот где причина изобилия новеньких кредиток».

Навстречу

шел молодой человек.

— Разреши...

Адвокат Джемиль протянул сигарету, Реджеб схватил ее засаленными пальцами, сделал несколько жадных затяжек, прикурил.

— Благодарю...

Адвокат Джемиль ничего не ответил. Пройдя несколько шагов, он швырнул сигарету на землю. Сегодня в судебном участке слушается дело, в котором и он примет участие.

«Раньше половины одиннадцатого судья не явится. Как же убить время? — размышлял молодой адвокат. — И погода такая чудесная!.. Пройдусь-ка до бульвара Инёню».

Из суда Джемиль сразу же помчится в «Дегюстасьон», пообедает, выпьет пива. Затем он может взять Деспину и отправиться в Бююкдэре [59] . Вечером надлежало быть в конторе. «Вот еще! — поморщился Джемиль. — Могу же я разок не прийти? Кто меня там ждет?»

На память пришли строчки из стихов Орхана Вели [60] :

Погода — чудо! Подал в отставку. Прощай, вакуфное управление... [61]

59

Бююкдэре — дачное место на Босфоре.

60

Орхан Вели (1914—1950) — прогрессивный турецкий поэт.

61

Вакуфное (или эвкафное) управление ведало в старой Турции делами недвижимого имущества, предоставленного в виде дара или по завещанию чаще всего мечети, школе, благотворительному учреждению.

Был еще один вариант: отказаться от радостей, ждущих его в Бююкдэре, и сходить после обеда в кино. В кинотеатрах начали демонстрировать сразу по два фильма. Первый — комедия, второй — гангстерский. Голова слегка захмелеет от холодного пива. Он откинется в кресле и отдастся потоку щекочущего нервы фильма. В этом случае он поспеет вечером в контору.

Погода — чудо! Подал в отставку...

Ах, как это прекрасно — жить! Ему представились пунцовые губы Деспины. Какое наслаждение даже просто думать о ее нагом извивающемся теле!

«А как же контора? Черт с ней! Один день можно пропустить!»

Погода — чудо! Забыл домой принести еду...

Ключ от их виллы в Бююкдэре у него в кармане. Когда они зимой переезжали на Бейоглу, мать старательно запаковала вещи, убрала ковры, заклеила окна бумагой. Однако... В этом есть своеобразная прелесть — предаваться любви среди хаоса беспорядочно расставленной мебели.

Цветы в саду налились бутонами. Море

ослепительно сверкает под жарким солнцем. Легкие волны нежно ласкают мшистые камни бухты. Деспина раздевается. Пучок ярко-красного света, проникающий сквозь щели заклеенного бумагой окна, падает то на плечо, то на шею, то на губы. Молодое розовое тело жадно пьет солнце. Далекий гудок парохода, отчаливающего от пристани Киреч-бурну, чем-то напоминает колыбельную песню. Да, мир покоится в центре любовной галактики, состоящей из атомов, желающих друг друга!

— Джемиль!.. Джемиль!..

Молодой адвокат поднял голову. В нескольких шагах от него остановился автомобиль. Открылась дверца.

— Ты куда? — спросил Фахир.

— Так... А ты?

— Еду снимать фильм.

Джемиль улыбнулся. Наконец-то Фахир нашел толстосума, рискнувшего вложить капитал в художественный фильм — многолетнюю мечту молодого режиссера. Сейчас Фахир с утра до вечера был занят тем, что гробил у кинокамеры метр за метром пленку, а с ней и деньги, которые предприимчивый коммерсант заработал во время войны, спекулируя на черном рынке сливочным маслом.

— Поехали!

— Не могу...

— Почему? Смотри, какая погода!

— У меня суд...

— Ну, как хочешь. А то я опаздываю. Помост для съемки давно готов.

Адвокат опять улыбнулся. Ему ли не знать Фахира? Не было случая, чтобы тот хоть раз пришел куда-нибудь вовремя.

Джемиль помахал рукой вслед быстро удаляющемуся автомобилю.

Когда Фахир вылез из машины у сада «Айле бахчеси», принадлежащего Барбе и расположенного по дороге к памятнику Свободы, актеры начинали уже третью партию в нарды. Оператор лежал под деревом и созерцал небо.

Едва режиссер появился, один из рабочих вскочил с места и, желая первым обрадовать патрона приятным известием, принялся расспрашивать сослуживцев, где находится ближайший телефон.

Фахир метнул взгляд на Харику, которая снималась в главной роли. «Какие ноги!..» Затем крикнул:

— Живо, ребята! Начинаем.

Лужайка за баром должна была изображать одну из деревень в окрестностях Бурсы. Фахир считал, что лужайки везде зеленого цвета. Оператор установил камеры, актеры перетащили на луг солнечные рефлекторы. Несколько горожан, заглянувших в «Айле бахчеси», чтобы насладиться весенним утром, добровольно пришли им на помощь.

Харика снова подкрасила губы. Хадживат Хюсейн, взятый на роль молодого героя, в последний раз пригладил волосы гребнем, в котором почти не было зубьев.

Ассистент заглянул в тетрадь:

— Сто семьдесят восьмая сцена. Дальний план...

Фахир бросил молниеносный взгляд на Харику и Хадживата, занявших свои места на помосте. «Какие ноги!..»

— Так, — сказал он. — Теперь вы должны сделать следующее. Харика выскакивает из-за деревьев и бежит к Хюсейну. Увидев Харику, изумленный Хюсейн замирает на месте, затем испускает радостный крик и обнимает ее. Ясно?

— Да.

— Тогда начали. Вы готовы?

— Готовы.

Камера затрещала, как швейная машина. Харика и Хюсейн с жаром принялись играть сто семьдесят восьмую сцену. Они что было силы стиснули друг друга в объятиях. Однако Фахир остался недоволен. Сцена повторилась. Затем еще раз, еще... От страстных объятий Хадживата у Харики заныли кости.

Наконец Фахир приостановил съемку и обернулся к ассистенту:

— Я отказываюсь. Выбросьте этот кусок из сценария.

Харика и Хадживат растерянно посмотрели на Фахира.