Город без людей

Ханчерлиоглу Орхан

Джемиле-ханым вышла.

Прибежала запыхавшаяся Айше и начала рассказывать, крича на всю квартиру:

— Говорит, пусть извинят... Я, говорит, не знала...

Джемиле-ханым двинулась на Айше, выпучив глаза.

— Не ори, девчонка! Молодой господин работает. Сколько раз тебе говорили! — Она на минуту задумалась, потом, как бы про себя, добавила: — А еще мадам! Ну и воспитание. Нет, в этом доме моему сыночку не дадут заниматься! Извините, говорит... Не знала, говорит... Если бы муж не заставил их уплатить штраф за то, что они выбивали у нас над головой ковер, они бы так скоро не замолчали! Ясно, боятся. Еще бы не боялись!

Салих-бей повесил на руку трость и направился

к двери.

— Жена, — крикнул он, — я пошел. Возможно, вечером задержусь... Не беспокойтесь.

— Ах, дорогой, тише, пожалуйста! Ребенок занимается.

Салих-бей ничего не ответил, закрыл дверь и начал медленно спускаться по лестнице.

«Пусть занимается, — подумал он. — В конце концов станет таким же чиновником, как и я. Разве не так? Хорошо, что парень не подозревает, чем все это кончится, не то бы давно захлопнул свои книжонки, не стал бы читать ни строчки, клянусь аллахом!»

Салих-бей ленивой походкой вышел из подъезда дома, где он жил, платя за квартиру всего лишь сорок лир благодаря закону о стабильности квартплаты. Он не помнил, чтобы хоть раз в своей жизни шел на работу с охотой. Вот уже много лет каждое утро он шагал по этим улицам, и ноги его заплетались. Душа вечно омрачалась тягостным чувством: начался еще один день.

«Горе, горе, горе... — думал Салих-бей. — До самого вечера думай о горестях, горем делись. У хозяина свое горе, у начальника — свое, у чиновника — свое... У каждого свое горе».

Салих-бей медленно шел к Галатасараю. Обычно ему было лень идти до остановки Агаджами и он вскакивал в один из трамваев, которые, как правило, замедляли ход у почты. Но сегодня регулировщик еще не приступил к своим обязанностям и трамваи проносились мимо на бешеной скорости.

«Все равно вскочу!» — подумал Салих-бей.

А вот как раз и трамвай «Харбие — Фатих». К тому же второй класс...

Салих-бей побежал. В тот момент, когда он собирался вскочить на заднюю ступеньку, послышался пронзительный визг тормозов. От испуга Салих-бей забыл обо всем на свете. Он вцепился в поручни и едва не стукнулся носом о табличку с надписью: «Входить и выходить на ходу воспрещается».

— Слепой, что ли? Ты!..

Из окна кадиллака модели сорок девятого года на него сердито смотрел парень лет девятнадцати. В голове Салих-бея даже в обычной, спокойной обстановке творился сумбур. А сейчас он совсем растерялся. В мозгу зароилось множество ответов: «Нет, я не слепой...», «Может, ты сам слепой? Смотри глазами!», «Ты что спозаранку хулиганишь, сопляк!», «Думаешь, это тебе Окмейданы?», «Я тебе покажу, как гнать машину!», «Перед тобой руководящий работник муниципалитета...», «Увидимся у начальника шестого отдела!»

Из этих ответов Салих-бей выбрал первый попавшийся:

— Думаешь, это тебе Окмейданы?

— Вот я выйду из машины, и ты поймешь, Окмейданы это или Караджаахмед! [57]

Услышав шум, вагоновожатый остановил трамвай. Салих-бей съежился и поднялся на площадку, дрожа от страха и злости. Затем опять обернулся и выпалил:

— У начальника шестого отдела узнаешь, кто я такой!

Парень за рулем дал газу. Поровнявшись с трамваем, он снова высунулся из кабины и насмешливо крикнул:

57

Окмейданы и Караджаахмед — названия стамбульских кладбищ.

— Передай ему от меня привет!..

Айдын, сидевший на заднем сиденье машины, вяло процедил сквозь зубы:

— Эй, Четин, чуть не раздавил старикана.

—

И жаль, что не раздавил.

Берна, дремавшая в объятиях Айдына, обессиленная после ночного кутежа, открыла глаза:

— В чем дело? Кого-нибудь проутюжили?

— Нет, но... еще бы чуть-чуть и...

— Ужасно!

Четин расхохотался.

— Что тут ужасного? На свете стало бы меньше одним стариканом!

Четин принадлежал к числу молодых людей, которые считали, что новое поколение должно как можно скорее вытеснить из жизни «стариканов». Он повернул руль. Машина въехала в улочку напротив Английского консульства и остановилась у хашной [58] .

58

Хашная — закусочная на Востоке, где продают хаш — похлебку из требухи.

Молодые люди до полуночи пили в Беяз-парке. Затем до утра кутили в Лидо. От бессоницы и выпитого у всех были осовелые лица.

Вместо того чтобы отвезти свою вдребезги пьяную невесту домой, Айдын предпочел привести ее немного в чувство с помощью требушиной похлебки, приправленной уксусом.

— Ну, встанешь ты?! — поморщился он. — Вот назюзюкалась! Окосела с двух бокалов.

Берна поднялась, зевая и потягиваясь. Четин выскочил из машины, вошел в хашную. Он находил друга излишне романтичным и исподтишка подтрунивал над его любовью к Берне. Сам он был в высшей степени «реалистичным» молодым человеком. На школьной скамье Четин смог высидеть только семь лет. Не получив даже среднего образования, он решил поставить на учебе точку. Пределом его мечтаний было купить два такси и пустить их в дело. Четин запасся терпением. Он готов был ждать до тех пор, пока его «старикан» не воодушевится этим прибыльным дельцем и не отсчитает ему незначительную толику от своих деньжат. Много раз Четин пытался уговорить отца. Как он ему только ни втолковывал: «Что проку в учебе? Шофер такси в два дня зашибает столько, сколько чиновник не заработает и за месяц». Однако было непохоже, чтобы «старикан» так легко сдался. Он долго сердился на сына, когда тот бросил школу. И в то же время отец избегал говорить об этом, ибо всякий раз, когда он принимался отчитывать Четина, парень за словом в карман не лез. «Может, и ты сколотил свой капитал за школьной партой?» — спрашивал он.

Действительно, у «старикана» не было свидетельства об окончании даже начальной школы, но миллиончики водились. Он сам знал, что бизнес не имеет ничего общего с учебой, и все-таки не мог вырвать из сердца страстное желание быть отцом образованного человека.

Четин оставался равнодушным к сентиментальным мечтам отца. «Старикан» по-прежнему не давал необходимого для такси капитала, хотя на карманные расходы не скупился. Парень не испытывал в деньгах затруднений. Жил в свое удовольствие, кочуя из бара в бар, из ресторана в ресторан. Отец продолжал упрямиться. Но ведь не испил же он эликсир жизни! Ясно, в один прекрасный день «старикан» покинет этот бренный мир, и тогда Четин пустит в оборот не два, а сразу двадцать такси!

В тот момент, когда его приятель Айдын, таща за собой Берну, пытался войти в хашную, не задев костюмом засаленную дверь, хозяин заведения Реджеб Коркмаз накинул наполовину пиджак и шарил правой рукой по подкладке, стараясь попасть в рукав. Сегодня утром ему надлежало явиться на бойню, чтобы рассчитаться с оптовиком.

Реджеб Коркмаз сунул в бумажник две новые сотенные кредитки.

«Благословенные деньжата совсем не старятся, — подумал он. — Ах, сколько в обороте этих новеньких бумажек!»