Город, где ничего не случается
Шрифт:
– Ну, ну, вы полегче с такими высказываниями!
– возмутился угрюмый животастый офицер полиции, который, покачивая головой, рассматривал разбитую витрину.
– Где я его ловить буду Степку вашего? Кто видел, что это он витрину кокнул? Ну, придем мы к ним в "Три-Джи", а дальше что? Там он ничего не нарушает, играть не возбраняется, у хозяина "Три-Джи" все в порядке, нарушений нет...
– А что такое "Три-Джи"?
– спросила Вероника, вспомнив, что и Анжела упоминала это место, где любит проводить время Фролов. Полицейский недовольно покосился на нее, и девушка показала удостоверение
– Клуб компьютерный, - сказал кто-то из толпы, - интернет, игры, скайп, принтер-сканер. Пацанва там все время зависает, в стрелялки рубится.
"Тот самый Степка. Надо с ним побеседовать. И мне, и Науму!"
– Ника, а мы тебя потеряли, - через расступившуюся толпу стремительно прошел Морской. За ним, как баржа под разведенным мостом, прошествовал Гершвин.
– Так, что за шум, а драка уже была?
При виде "местного Каупервуда" флегматичный участковый сразу подтянулся и даже слегка подобрал живот. Перестала всхлипывать продавщица. На Гершвина смотрели с любопытством: а кто этот франт?
Ника прочитала имя на бейджике продавщицы и представила ей Наума:
– Юля, это Наум Моисеевич. Юрист из Петербурга. Пусть он вас проконсультирует, почему участковый отказывается принимать ваше заявление о порче магазинного имущества.
Круглое лицо полицейского обескураженно вытянулось, и он забубнил, что его вообще не так поняли и он готов записать показания и принять заявление.
– Дайте мне реквизиты, я кину деньги на новую витрину вашему хозяину, - отрывисто сказал Морской продавщице.
– А то с этого голодранца вы замучаетесь взыскивать, а на исправительных работах он два года выплачивать будет, а витрина вам нужна немедленно!
*
Интернет-кафе "Три-Джи" находилось в полуподвале дореволюционного трехэтажного дома, соседствуя с прачечной, парой магазинчиков и букмекерской конторой.
Несмотря на объявление, призывающее посетителей кафе соблюдать тишину и порядок во дворе, у крыльца курили и наперебой хрустели семечками несколько парней. Среди них шла бурная дискуссия, обильно сдобренная нецензурной лексикой на повышенных тонах и таким же оглушительным гоготом. По немногочисленным нормальным словам Вероника поняла, что речь идет о проигрыше в каком-то "баттле" из-за того, что "один урод протупил танк" и подставил союзников.
– Ты, Степка, блин, всех "кинул", - надрывался длинный лопоухий парень, - я из-за тебя семь жизней про...л! О деле надо думать, а не о телках!
– Я свою телку хорошо жизни поучил, - обильно сплюнул под ноги вихрастый сутулый верзила в черной худи и китайских спортивных штанах, неумело прикидывающихся "Адидасом".
– Будет знать теперь, как понты кидать!
– Да ты че, в натуре?
– заржал низенький пузан с масляным пятном на несвежей футболке.
– Эту, что ли, которая вечно из себя строит?!
– Она ж тебя вечно, по ходу, динамила, - добавил лопоухий, - с каким-то старпером, ..., гайкала!
– Теперь с нее понты собьют, - выпятил тощую грудь Степан, - бабоньки в СИЗО ее сразу...
– он разразился длинной тирадой, расписывая, что ожидает Анжелу в следственном изоляторе, давясь гоготом и матом и перекрикивая
– Как я понимаю Анжелу, - тихо сказала Вероника, - я бы тоже не польстилась на такого "Тристана на букву Д"!
– И правда, дрищ, - согласился Гершвин.
– Дай мне, Господи, терпения, чтобы душу из него не вытрясти!
Морской молчал, глядя мимо них, на витрину ближайшего магазина - "Сувениры. Подарки. Конфискат". Под плакатом "Новое поступление" выстроилась посуда - пузатый стилизованный под старину самовар, синий гжельский сервиз и коричневая стеклянная ваза. Девушка сразу узнала сервиз - вчера она видела его в серванте у Кротовых, а в вазе стоял букет ромашек на веранде...
– Уже, значит, пустили конфискованное в продажу, - тихо сказала она, глядя на синий изящный кувшинчик для сливок. Фигурная ручка, кокетливо изогнутый носик, высокая крышка. Судя по тому, на каком почетном месте стоял сервиз у Кротовых и как блестел - ни пылинки - это была памятная и любимая в семье вещь. А сейчас он выставлен на витрине в спальном районе, может оказаться на какой-нибудь заплеванной, замызганной и прокуренной кухне, потускнеет от жира и пыли, "поцокается" у небрежной хозяйки...
– Подождите, ребята!
– решительно сказала Вероника.
– Пару минут!
– "Когда Кротовых освободят, я верну им сервиз. Пусть хоть память о муже и отце останется!"
Продавщица старательно заворачивала каждый предмет сервиза в бумагу и укладывала в коробки; ее напарница уже упаковала самовар. Над дверью снова брякнул колокольчик, и за спиной у Ники раздался голос Морского:
– Дайте мне вот эту вазу! Да, с витрины!
– "Ваза стеклянная, коричневая, надбитая", - прочла продавщица, - она уценена из-за дефекта, видите, тут краешек...
– Знаю, это я ее в детстве опрокинул, - перебил Виктор.
– Заверните.
– Сдачи нет!
– ахнула девушка при виде пятитысячной купюры, - я не наберу вам четыре девятьсот...
– И не надо, - отрезал бизнесмен, - считайте это спонсорской помощью магазину или подарком вам на мороженое. Все, тема закрыта, пробейте чек!
– Это мамина, - пояснил он Веронике, когда они выходили из магазина, - им на свадьбу подарили. Когда отец запил, у нас стало плохо с деньгами, и мама отнесла кое-какие вещи в скупку. Жена Кротова купила коврик и эту вазу.
Глаза Морского потемнели от горьких воспоминаний. Он бережно держал коробку, где уютно устроилась старательно упакованная в мягкое бумажное гнездо ваза.
– Поставлю в кабинете под стекло, - сказал Виктор, осторожно устраивая коробку на заднем сиденье "Мазератти", - черт, иногда я становлюсь сентиментальным до неприличия... А ты решила вернуть Кротовым их сервиз и самовар? Клади их в машину, я на обратном пути завезу тебе коробки.
– Да, решила вернуть им хоть что-то.
– Понял, - Виктор серьезно посмотрел на нее.
– Я так и предположил. А я со своей стороны постараюсь, чтобы их поскорее освободили из-под стражи. Пошли на подмогу твоему другу, а то мы не по-товарищески бросили его тет-а-тет с этими люмпенами.