Город, где ничего не случается
Шрифт:
– А как поживает твоя тетя сейчас?
– Я им помогаю. Построил новый дом, двухэтажный, пристроил кузенов в вузы и на хорошую работу. Ко мне тетя переезжать не хочет, она не урбанистка и привыкла к "одноэтажному району".
Когда они вышли из кафе, розоватые сумерки уже обрели жемчужный оттенок - значит, время подходило к полуночи. За их спинами загремел ключ; кафе закрывалось. Улица совершенно затихла, и силуэты домов на жемчужном фоне казались изящными, точеными, словно выписанные акварелью.
– Трудный был день?
– Виктор взял ее под
– Я видел, как ты всю прошлую ночь носилась между оперов, как зайчик-энерджайзер.
– Я потом поспала. Ничего, я уже привыкла. По работе часто приходится жертвовать отдыхом.
– Я тебя очень хорошо понимаю. Слова "нормированный рабочий день" - не из моего лексикона.
Они прошли мимо недостроенной церкви и остановились у стелы.
– Мой прадед, - Виктор коснулся рукой одной из строчек на мемориале, и Вероника прочитала: "Морской И. М. 13 января 1943 г." - Двадцать четыре года... За неделю до начала войны расписался.
– А мамины братья и этого не успели, - погрустнела Вероника, - навеки девятнадцатилетние, как в книге.
– Тут почти все фамилии Краснопехотского есть. Но те, кто вернулся, были уверены, что их товарищи принесли себя в жертву за то, чтобы их родина была избавлена от вражеского нашествия, и потомки жили в мире и благополучии. Может, и хорошо, что они уже не застали того, что происходит сегодня. Думаю, о ТАКОМ они и не мечтали, когда вечером после боя в окопах или палатках думали о жизни после войны...
*
Возле памятника Ленину еще остались обрывки полосатой ленты, которой накануне отгораживали место самоубийства фермера. На земле виднелись отпечатки многочисленных форменных ботинок. По контрасту со вчерашним вечером парк был безлюден.
Стоянка у "Монрепо" тоже была пуста.
– Я же говорил, больше никто не будет тут шариться, - сказал Морской.
– О, не подумай, никакого криминала. Я просто связался с начальством этих крепышей в Ладожске и дал понять, что не в восторге от того, что они отираются вокруг гостиницы, где живет моя гостья. Как правило, меня в этих краях понимают с первого раза, повторять не приходится!
В его голосе прозвучал металл, и на секунду лицо стало кинжально-жестким, "добавив" Виктору лет 10-15.
– К твоей гостье?
– задумчиво переспросила Ника, прикуривая свои "Эссе".
На затихшей улице их голоса поигрывали эхом, хотя Вероника и Виктор старались говорить негромко, чтобы не будить спящие дома. Да и не хотелось в такую серебристо-безмолвную ночь кричать, громко смеяться или еще как-то шуметь.
– Да, - подтвердил Виктор, - моя гостья. Твоими публикациями я зачитывался с третьего курса и рад встрече, хоть она и произошла при таких обстоятельствах.
– Я ведь на пять лет тебя старше, - Ника произвела в уме быстрый подсчет.
– Всего на четыре, - поправил Морской, - в апреле мне исполнился тридцать один год, - он достал золотистую металлическую пачку и зажигалку.
– Ты когда-нибудь курила "Трисурер"?
– Тридцать долларов за
– Две тысячи?
– рассмеялся Морской.
– Ну и кто из нас отстал от жизни? Ника, все дорожает, а из-за санкций наценка на некоторые бренды стала еще выше. Сейчас они стоят около сорока долларов за пачку. Но я предпочитаю покупать за высокую цену качественные вещи, а не экономить и давиться "фанерой".
Вероника не удержалась и хихикнула вслух.
– Что я смешного сказал?
– Морской явно отвык от того, что ему в ответ хохочут и был растерян. Теперь, с выражением мальчишеского недоумения на лице, он наоборот казался лет на десять моложе своего возраста.
– Адвокат, которого я собираюсь пригласить, тоже любит так бахвалиться, пуская пыль в глаза, - пояснила Вероника и изобразила бархатный баритон Гершвина: "Дорогая, я достаточно обеспечен, чтобы пить настоящий кофе в "Коринтии" или "Гарсоне", а не бурду для мытья унитазов в дешевых забегаловках! Если чашка эспрессо стоит дешевле двух сотен, то я вообще не уверен, что ЭТО стоит пить!"...
– Хорошая рекомендация, - кивнул Морской.
– Если адвокат может позволить себе лучшее, значит, не зря занимает свое место.
– А где ты тут достал настоящие "Трисурер"?
– поинтересовалась Ника.
– Из-за санкций и эмбарго их даже в Питере так быстро не раздобудешь... А ты над чем смеешься?
– Ника, Ника, Ника!
– Виктор даже прислонился к фонарному столбу.
– Ну как тут не вспомнить годы перестройки: "Ой, где ты достала сапоги? Туалетной бумаги сейчас не достать! Повезло: достала колбасу для оливье!"...
– Забавно звучит словечко "вспомнить", - парировала Вероника, - в годы перестройки я пешком под стол ходила, а ты и подавно в пеленках лежал.
– В общем, когда мне что-нибудь нужно, проблем с доставкой не возникает, - заключил Виктор.
– Позволь все же угостить тебя, - он выбил из пачки две сигареты.
– Вот так, почти шесть лет продержался, думал, что бросил курить навсегда, а с этим кротовским делом сорвался!
– А я и не пыталась бросить. С моей работой и пробовать не стоит, - Вероника посмотрела на темно-синее небо.
– Видишь, я даже в отпуске нашла себе новое расследование...
В воздухе повисла пауза. Какое-то время они молча курили, потом Ника вздохнула:
– Пойду-ка я. Трудный был день. Утром позвоню Науму.
Виктор достал смартфон, велел прислать за ним машину и кивнул:
– Да и мне нужно отдохнуть. Завтра, точнее, уже сегодня, у меня встреча с прессой. Всем хочется узнать, не я ли сживаю со света Кротовых затем, чтобы вслед за школой в "Рассвете" и их землю оттяпать. Мэрские писаки, наверное, уже землю задними лапами роют в ожидании команды "Порвать!". Но это еще вопрос, бабушка надвое сказала, кто кого!
– ощерился он и подобрался, как молодой гепард на охоте.
– Скорее это я их сделаю! Не впервой!