Город, отделяющий от неба
Шрифт:
Людка открыла дверь очень быстро, словно ждала под ней или бежала со всех ног, рискуя своим женским бременем. Ждала, да. Мужа. Непутёвого, нелепого мужа, какой он ни на есть. Коренастого крепыша за порогом она помнила как сашкиного знакомого, хотя он и оставался для Людки всего лишь безымянным сопляком, как и все пацаны младше её самой.
– Ты чего пришёл?
– спросила она, бессознательным жестом придерживая живот.
– Поговорить надо, - буркнул Панюта, понимая, что должен как-то завоевать её доверие.
– Сашки дома нет, - сказала Людка, хмурясь. Она явно
– В том-то и беда, что нет. Люда, они хотят тебя убить. Блин, ты только не волнуйся, я им не дам это сделать!
Спустя пару минут, разместив обморочную сачковскую жену на диване (тот самый диван), и распахнув ради свежего воздуха балконную дверь (тот самый балкон!), Золотая Рыбка понял, сколько сил ему стоило доволочь обмякшую Людку от входной двери до спальни. Мало того, что девчонка куда крупнее его, так ещё с таким пузом и висит, как неживая! Только её пульс, передававшийся ему во многих (слишком многих) местах соприкосновения их тел, успокаивал Пашку, говоря ему об обычном женском обмороке. Знал Панюта и про свежий воздух, и про нашатырь, потому бросился было искать аптечку, но сразу же дал по тормозам, сообразив, что внезапно очнувшаяся дурища, застав его за шмоном её жилья, может понять ситуацию слишком превратно. Тут будущая мамашка и сама зашевелилась, задышала шумно. Подняла голову, увидела Прасолова у балкона и даже разинула рот, чтобы заорать, когда на Пашку снизошло настоящее вдохновение. Он бухнулся на колени и заблажил, не забывая о тонких стенах, однако:
– Смилуйся, государыня-рыбка! Совсем моя старуха сдурела: не даёт мне покоя!
Нет, Панюта понимал, что выбор репертуара так себе, а про качество исполнения и вовсе говорить не стоит, однако цели своей он достиг. Испуг на глуповатом людкином лице сменился недоумением, а потом и чем-то вроде брезгливости.
– Тебе травы надо, что ли?
– спросила она с оттенком снисходительной пренебрежительности.
– Говорю же: нет Саньки дома, а я этим не занимаюсь.
И опять себя по животу погладила, тут же обнаружив, что жёлтый фланелевый халатик (тот самый) перекручен на ней совершенно неприличным образом.
– Ты меня лапал, что ли?
– возмутилась Людка запоздало и настолько наигранно, что Пашка тут же понял, что её актёрская игра ничуть не сильнее его собственной. И как она в такой ситуации глазки строить ещё может, свиристелка пузатая!
– Санька твой дурак, - меняя интонацию, но не вставая с колен (пусть думает, что хочет!).
– Он кучу денег Фреду должен.
Людка понурилась. Знает.
А Пашка встал и продолжил, чувствуя, что инициатива переходит в его руки:
– Фред откуда-то узнал, что Санёк сегодня должен за тобой приехать.
Медведцева дёрнулась и вжалась в диван.
– И он велел пацанам прийти сюда и выбить из него деньги. Они придут в три. Санька ведь в это время не будет?
– Он вечером обещался, - проблеяла Людка еле слышно.
– Поздно. И передал, чтоб собиралась. Я и вещи уже собрала. Он написал, чтоб не больше одной сумки было.
– Через кого передал?
– Через Андрея, моего брата двоюродного.
– Проболтался твой Андрей. Больше-то некому, - веско сказал Панюта, усаживаясь рядом с сачковской супружницей. Ему очень хотелось опять ощутить тепло её мягкого тела, но он понимал, насколько это неуместно и глупо.
– А ты откуда всё знаешь?
– словно почувствовав какую-то опасность, спросила Людка.
– А меня Фред пытался к этому делу тоже припахать, типа: твоему другу Перепелу Сачок тоже должен - так иди и возьми!
– И что же: ты меня предупредить решил?
– Я этих козлов знаю. Они придут за деньгами, а будут убивать. Сейчас они вмажутся как следует для храбрости, а потом, когда поймут, что Санька здесь нет... ты понимаешь, что они с тобой сделают?
Людка, побледнев, принялась натягивать куцый халат на свои цыплячьи колени.
– И что же делать?
– Надо отсюда свалить пока. Переждать где-нибудь. У родителей, например.
– У родителей я не могу!
– Медведцева замотала головой.
– Меня мать на порог не пустит. Она говорит, что я блядь конченая.
– С ума сошла? Беременная матом лаешься?! А отец? Ему можешь позвонить? Это же он вам с Сашкой квартиру эту сделал?
– Что я ему скажу? Он и так меня пилит: где муж твой? И менты опять приходили...
– Те самые, что Сачка на фарцовке взяли?
Людка закивала. Руки её, оставив в покое фланелевый подол, вновь принялись оглаживать живот, словно боялись, что тот внезапно исчезнет.
– Когда?
– спросил Круглый, в голове которого зашевелились нехорошие подозрения.
– Позавчера.
– А брат твой когда письмо привёз?
– Тоже позавчера, за пару часов до ментов...
– Знаешь что, подруга, - сказал Пашка, чувствуя свою значимость и становясь оттого необычайно красноречивым и по-взрослому убедительным.
– Сдаётся мне, что Фред с мусорами в доле. И решили они твоего Саню как леща очистить и выпотрошить. То-то они так быстро приехали...
Последнюю фразу, сказанную вполголоса, пожалуй, и вовсе озвучивать не стоило, поскольку она касалась событий отменённого Кнутом дня. Пашка даже подумал, не было ли приглашение участвовать в акции выбивания денег банальной подставой, целью которой был он сам, лошок по фамилии Прасолов. Правда, обдолбанные хорьки всё равно всё испортили, но ведь менты могли дело выставить в таком свете, что полёт с седьмого этажа показался бы глупому боксёру прекрасным выходом.
– Так что же мне делать?
– Валить отсюда надо. Прямо сейчас.
– Да говорю же: некуда мне!
Людка чуть не плакала. И тут Пашка вновь показал себя Золотой Рыбкой.
– А мы сейчас скорую вызовем. Скажем, что у тебя схватки начались, ну, или что там у вас бывает.
– Точно!
– обрадовалась Медведцева.
– Ты молодец, мальчик!
Панюта на "мальчика" даже не обиделся. Она же просто не помнит, как его зовут. Но на место тёлку (или тётку, учитывая её положение) поставить требовалось.