Господин следователь. Книга седьмая
Шрифт:
— Газеты слегка преувеличивают, — заметил я. — Для полного счастья Череповцу железная дорога нужна. Будет дорога — и Череповец станет разрастаться, да и Санкт-Петербургу хорошо.
— А Петербургу какая польза? — поинтересовался император.
Можно подумать, что царь не знает! Скорее — меня испытывает.
— Мариинская система хороша, но она только с апреля по ноябрь действует, — принялся объяснять я. — Зерно по ней на баржах до Петербурга везут три недели, а то и дольше. Насколько я знаю — судов всегда не хватает, иной раз купцы зерно в амбарах держат до следующего года. Ладно, если склады надежные, с вентиляцией, а если нет? Зерно сгореть может, мыши съедят.
— А вам известно, во сколько обойдется одна верста железной дороги? — с иронией поинтересовался царь
— В абсолютных цифрах я не уверен, но читал, что Николаевская обошлась 165 тысяч за версту. Но это очень много!
Не стал говорить, что цифры получились огромными, потому что две трети денег, отпущенных на строительство, разворовали. Пока император не перекрыл «мой фонтан», торопливо продолжил:
— Можно довести строительство дороги до стоимости в 40 тысяч рублей за версту за счет экономии средств на рабочую силу. Не надо сгонять, не надо везти. В наших краях много малоземельных крестьян, которые готовы работать. Опять-таки — будет железная дорога, тогда и промышленные предприятия у нас можно создавать. Но это в перспективе.
Я замолчал, а государь император посматривал на меня не с иронией, а как бы и с интересом. Потом кивнул — мол, продолжайте.
— Ваше Величество — вы лучше меня знаете, что будущее России в железных дорогах. Нужно соединять центр империи с Сибирью, с Дальним Востоком. Все равно придется дорогу до Тихого океана строить, потом до Кольского полуострова, чтобы выход к незамерзающему морю был. И еще — это вы тоже лучше знаете, что денег в империи маловато. Все сразу не ухватить, но нужно с чего-то и начинать. Построить железку Санкт-Петербург-Череповец, уже хорошо. Потом, от Череповца до Вологды, а там до Вятки. А в Вологде уже есть путь до Москвы. Не дай бог война, Санкт-Петербург будет с Москвой связан не одной дорогой, а двумя. Если позволите — то по возвращению в Череповец мы подготовим смету на строительство железной дороги, со всеми выкладками и цифрами. Уверен, что наши купцы — не только Череповца, но и Волги, рады будут вложиться. Четыреста верст железной дороги — не такие большие деньги в масштабах страны. А если проект готовить до Вологды — накинем еще сто верст, тут вообще интересно может получится.
— Готовьте проект, — кивнул император. — Делайте сразу в двух экземплярах. Один мне — для ознакомления, один в Министерство путей сообщений, для согласования с министерством финансов. Убедительно говорите, Иван Александрович. А сам проект кто станет готовить? Милютин?
— Конечно Иван Андреевич, а кто еще? У него и опыт, и люди толковые есть.
Батюшка уже пихал меня в бок — мол, пора и честь знать, два часа времени у государя отняли. А тот сказал:
— С Александром Ивановичем мы говорили, он считает, что вам еще годик-другой в провинции потрудиться нужно. Странно, но обычно родители своих сыновей стараются в столицу перетащить. Но зная Чернавского, не удивлен. И пока настаивать не стану. Два года я вам не дам. А через год — не взыщите, вас в Санкт-Петербург переведут.
Мы с отцом поклонились, собираясь на выход, но император неожиданно остановил.
— Подождите…
Его Величество взял колокольчик со стола, позвонил. Немедленно в дверях появился человек в мундире и с аксельбантами.
— Илья Николаевич, подготовьте в министерство юстиции распоряжение — титулярного советника Чернавского Ивана Александровича, и все прочее, произвести в коллежские асессоры вне срока.
— Слушаюсь, — только и кивнул человек с аксельбантами и вышел.
Мы с батюшкой на два голоса принялись благодарить за оказанную честь, но император лишь отмахнулся:
— Все-все, ступайте. Заслужил Чернавский-младший свой чин. Пишите и фантастическую повесть, и сказки. Еще было бы интересно, если бы вы со своей соавторшей про сыщиков написали. Люблю, грешным делом про что-то такое почитать. Вроде дедуктивного метода Огюста Дюпена.
Эх, видит Господь, не хотел я у сэра Артура ничего воровать, но раз государь приказывает, придется.
Глава девятая
Генеральная уборка
— Не сгибается спина,
Руки болят,
Ноги болят!
Ох и наряд!
Ну, и наряд!
Если полотер купить,
Гораздо легче будет мыть!
Пода-да-да!
Больше я слов не знал, но помнил, что песня из глубоких советских времен. Что-то там про Советскую армию, про новобранцев. И запомнился только припев. Он, как раз, подходил к случаю! А к какому? А к тому, что титулярный… нет — коллежский асессор (не привык еще к новому чину!) и кавалер, а также лицо, удостоенное аудиенции у самого государя, получивший из рук царя-батюшки ценный подарок, удостоенный рукопожатия, собственноручно мыл полы в собственном доме!
Посмотрел бы на меня кто со стороны — в штанах, закатанных до коленей, с голым пузом, да еще и босой. Зато при швабре (соорудил самолично из подручных средств), с деревянным ушатом и тряпкой. Не думал, что за четыре месяца скопиться столько пыли. Вон, уже в третий раз грязную воду меняю. И как это женщины постоянно чистоту поддерживают?
Кто посмотрит со стороны — испугается. Судя по тому, что в сенях послышались чьи-то шаги, сейчас кто-то явится и будет вельми изумлен.
— Иван, а что ты такое делаешь?
Ух ты, мой лепший друг — тутошний главный начальник, господин исправник Абрютин. И какой он красивый — в белоснежном мундире, с орденами-медалями, при оружии. Ишь, а он свою «клюкву» на полицейский палаш прицепил. (Кое-кто говорит, что это шашка, а в просторечии вообще «селедка».)
— Василий Яковлевич, как я по тебе соскучился! А дай-ка я тебя обниму! — бросил я грязную тряпку и радостно распахнул объятия. Но исправник моего порыва не оценил. Отступив к порогу, приготовился ретироваться и, уже оттуда спросил:
— Ваня, а ты чего?
И спрашивает как-то робко. Нет, не робко, а с беспокойством, как спрашивали бы человека, которого подозревают…
— Василий, не видишь, уборку делаю, — хмыкнул я. — А ты решил, что я с ума спятил? Хм…. Боевой офицер, а сумасшедших боишься. Нет бы похвалил, а еще лучше другу помог. Впрочем, какая от тебя помощь? Полы ты мыть не умеешь.
— Иван, я в своей жизни столько полов намыл, что тебе и не снилось, — возмутился надворный советник. — Знаешь, какие широченные коридоры в нашем училище были? А в самом казарменном помещении? А мы их еще и мастикой смазывали!