Господин следователь
Шрифт:
А я завтра с утра передам материалы открытого мною дела помощнику прокурора, тот пусть их в суд отправляет.
По дороге домой хотел было сделать крюк и зайти в городскую управу, посмотреть – как там продвигаются изыскания у Михаила Артемовича. Неделю уже от него ни слуху ни духу. Может, закупил он свечей на весь рубль и теперь, пользуясь случаем, изучает архивные документы со времен Екатерины Великой? Но это вряд ли. Обещанная премия в полтора рубля – хороший стимул.
Передумал и к архивариусу не пошел. Поздно уже.
Пожалуй, мне тоже нужно в церковь сходить.
Поставив одну свечу за здравие своих родных, еще одну перед иконой Николая Угодника, отошел и чуть не столкнулся с какой-то девушкой. Обошлось, но фуражечку уронил.
– Пардон, – смутилась барышня, пытаясь поднять мой головной убор, но я успел чуточку раньше.
– Мадмуазель, это моя вина, – галантно склонился я.
Высокая тоненькая девушка в пальто, расстегнутом из-за жары, под которым коричневое форменное платье и черный фартук гимназистки седьмого класса. Очень миленькое личико, шапочка и толстая коса, спускающаяся на грудь. И карие, очень добрые глаза. Чем-то мою Ленку напоминает. У той, правда, стрижка короткая, но это неважно.
Чуть было не ляпнул: «Девушка, а не дадите ли телефончик?», еле сдержался. Да и маленькая она еще. Сколько ей, лет шестнадцать-семнадцать? А я уже здоровый лоб, под тридцать.
Потом поймал себя на мысли – какие тридцать? Мне же еще и двадцати одного года нет.
Девушка только улыбнулась и скрылась среди молящихся. Не бежать же за ней. Несолидно, если начну расталкивать народ.
Я вышел из храма сразу после окончания службы, постоял у входа в намерении посмотреть, что за девушка, с кем пришла? Но незнакомки уже не было. Что ж, придется мне ее поискать.
К моему удивлению, меня никто не встречал. Обычно Наталья Никифоровна, услышав стук входной двери и скрип шагов, стояла в прихожей, принимая у меня шинель, да еще норовила помочь стянуть сапоги. Муж ее так приучил, что ли? Для снимания сапог в прихожей специальная «машинка» есть.
Квартирная хозяйка вышла, когда я засунул ноги в домашние тапочки.
– Простите, Иван Александрович, зачиталась, – повинилась хозяйка.
Зачиталась? А отчего глаза красные?
– Наталья Никифоровна, вас никто не обидел?
– Нет-нет, что вы. Кто меня может обидеть? – махнула рукой хозяйка.
Сегодня среда, постный день. На завтрак мне была уготована гречневая каша с постным маслом, на обед хлебал грибной супчик (забелить сметанкой хозяйка категорически отказалась), ел тушеную капусту (к ней бы еще жареную сосиску), но все равно – вкусно. На ужин мне подали жареную картошку с жареной рыбкой, а еще соленые огурчики.
В принципе, с таким ужином, можно и попоститься. Особенно вкусными оказались огурчики – с укропчиком и хреном. И хрустели хорошо. В последнее время я осознал, что воротнички у рубашек стали мне тесноваты. И форменные брюки тоже. Так пойдет,
Двигаюсь мало, а от сидячей работы, как известно, полнеют. И так уж стараюсь побольше ходить, но это вызывает удивление у окружающих.
Но огурчик хрустит аппетитно.
– Сами солили? – поинтересовался я у хозяйки, что по обыкновению сидела рядом, но ужинать со мной отказывалась.
– Конечно сама, – слегка обиделась Наталья Никифоровна. – Кто за меня солить станет? А на базаре огурцы покупать – неизвестно, какие попадутся. Да и стыдно, когда собственный огород имеешь, на базаре покупать.
Я напрочь не помнил, когда хозяйка занималась солениями. Вроде огурцы в июле солят или в августе? Не попадалась Наталья Никифоровна мне на глаза ни с солениями, ни с варениями. На огород тоже внимания не обращал. Ну да, растет что-то, но меня не припахивают – так и слава богу.
– Очень вкусные огурчики, – похвалил я женщину. Та слегка зарделась, потом спросила: – Вы рюмочку не желаете? Мой-то, царствие ему небесное, всегда под огурчики рюмочку опрокидывал.
Может, я бы и выпил рюмочку, но пить одному?
– А вы мне составите компанию?
Разумеется, хозяйка сразу же отказалась, а я остался верен принципам – не пить одному. А еще лучше вообще не пить.
Любопытно, что сегодня хозяйка нарушила собственное правило – не говорить с постояльцем, пока тот не закончит ужин, – и задала вопрос, который раньше не задавала:
– Иван Александрович, а у вас в Петербурге была девушка?
– Была, – кивнул я.
– И что? Она не согласилась стать вашей невестой?
– Почему не согласилась? Откуда такие выводы?
– Если бы у вас была невеста, вы бы ей письма писали, – рассудительно сказала Наталья Никифоровна. – А вы письма только матушке отправляете, в Новгород.
Вот они, глазастые женщины. Все-то увидят! Может, она уже почувствовала, что постояльцу приглянулась девушка в храме? А коллежская асессорша не унималась:
– А почему девушка невестой не стала? Или у нее родители небогатые да неродовитые?
Что бы такое соврать-то замысловатое? Что-то там Ленка вещала про свои польские корни и про то, что она из шляхты? Вполне возможно. У поляков самое большое количество дворян на душу населения.
– Не знаю, богатая она или бедная. Все дело в том, что она была католичкой.
– Так могла бы и православие принять. Вон наш аптекарь Соломон Зейфман не так давно святое крещение принял, православным стал. А уж католикам-то совсем просто. Им только покаяние принести за отступление от христианства. Девушке даже креститься не нужно было.
– Матушка у нее хотела, чтобы зять ревностным католиком был. Поэтому – не срослось.
Что-то я совсем бочку накатил на Оксану Борисовну. Верно, ей там, в покинутом мире, икается.