Госпожа попаданка

Каминский Андрей Игоревич

Над ухом Лены послышался гортанный рык, сильные руки стиснули ее грудь, вскидывая на дыбы, словно норовистую кобылку и потянув на себя с такой силой, что молодой женщине показалось, что член дракона сейчас пронзит ее насквозь. Тело Лены затряслось, как в падучей, она вскинула голову, откинув на спину волосы и заорала от избытка эмоций так, что сотряслись стены. Еще два сталактита рухнули рядом с любовницами, но Лену уже это не беспокоило — она и так уже не числила себя в живых, почти желая умереть от сотрясавшего ее тело сокрушительного оргазма. Кончала и Амола — Лена чувствовала, как дрожат поддерживавшие ее на весу руки, как медленно разжимаются стиснувшие ее груди пальцы и черная амазонка медленно оседает

на камень, тяжело дыша, словно загнанная лошадь. Лена же бессильно рухнула на камни, чувствуя как медленно утихает в ней бешеная пульсация жуткого фетиша, неохотно выпускавшего свою добычу.

Чуть позже, Амола осторожно вытащила жуткий девайс и поманила к себе Лену. Молодая женщина подползла к ней, сначала дочиста вылизав фетиш, а потом, когда Амола отстегнула его и положила в сторону, еще и вылизала ее влагалище, высосав каждую каплю. Закончив с этим, Лена подхватила с камней костяной нож и с поклоном протянула его черной амазонке.

— Обряд посвящения еще не закончен, — напомнила она, — мы договорились.

Амола усмехнулась, принимая нож — вот ведь хитрая девчонка! Никто из диаконесс не мог взять общество послушниц под покровительство — хотя бы потому, что этим задевались интересы наставниц тех девушек, кто в это общество не входил. Но стражницы — иное дело: пусть они и приравнивались к жрицам, но все же считались ниже по статусу, нежели диаконессы и, разумеется, никогда не становились наставницами. Все это официально закреплялось в Уставе Монастыре и сейчас играло на руку Лене — раз Амола не могла быть наставницей, значит, соответствующие правила на нее не распространялись. А для только что созданного сестринства и покровительство командира монастырской стражи было редкой удачей.

Амола, конечно, понимала, что ее используют и все же не могла удержаться от удовольствия, как следует отыметь сразу шесть белых девок — а Лена, зная об этой ее слабости, не преминула ею воспользоваться.

— Во имя Мвене-Путо, пусть его нож и моя кровь соединят нас незримыми узами, — произнесла Амола, вскрывая себе вену на предплечье. Лена тут же припала к ней, жадно глотая горячую солоноватую жидкость. За ее спиной уже теснились остальные участницы нового сестринства Монастыря, нетерпеливо ожидая своей очереди.

Свет убивающий

— Клянусь Триморфой, я не могла больше ждать! — пылко воскликнула черноволосая девушка с синими глазами. Простецкое платье из коричневой ткани не могло скрыть благородной бледности кожи и утонченных черт, подобающих лишь знати.

— Не стоило так рисковать ради меня, — мягко сказал сидевший рядом юноша лет двадцати, — ты же понимаешь, что будет, если остальные узнают.

В отличие от девушки наряд ее собеседника выглядел довольно изысканно: черно-красная тога, наброшенная поверх такой же туники, расшитой нитями серебра и белого золота. Черные волосы украшал серебряный венок, с крупным синим сапфиром посередине.

А вокруг молодых людей простирался некрополь — всюду, куда не кинь взор, высились склепы из черного мрамора, увенчанные статуями демонов и духов — охранителей мертвых. Меж мраморных склепов были разбросаны клумбы с анемонами и черными маками, а также аллеи плакучих ив и кипарисов. На ветвях деревьев сидели вороны, с явным неодобрением рассматривавшие парочку ступеньках одного из склепов. Обычно запечатанная заклятьем дверь, была распахнута настежь и в нее был виден открытый саркофаг, устланный иссохшими ветвями кипариса.

— Через десять дней все равно начались бы поминальные дни, — произнес молодой человек, ласково погладив волосы девушки, — и ты смогла бы прийти сюда, когда все охранные заклятия сняты, вместе с семьей…

— Разве моя семья дала бы нам побыть вдвоем, — девушка упрямо вскинула голову, — что бы подумали родные, если бы я стала

уделять особое внимание именно твоей могиле. К тому же через пять дней отец уезжает в Империю и берет меня с собой — хочет познакомить с сыном князя Секеи, которого он прочит мне в мужья. Кто знает, как долго бы мы еще не виделись? Поэтому я выкрала из комнаты отца фамильную книгу мертвых, оделась в наряд служанки…и пришла сюда.

— Я вижу, что мой род и по сей день не срамит своего имени, раз у меня родилась столь отважная правнучка, — рассмеялся молодой человек, привлекая девушку к себе и целуя алые губы. Свободной рукой он уже распускал завязки платья, обнажая цветущее молодое тело. Девушка также не оставалась безучастной — ее руки уже бесцеремонно сновали под тогой любовника, касаясь холодной, будто выточенной изо льда, плоти. Наконец, молодой человек, совершенно освободив девушку от остатков одежды, подхватил ее на руки и понес вглубь склепа. Одеяния обоих девушка держала в руках, чтобы затем бросить на дно саркофага. Уложив свою любовницу на мягкую ткань, мертвец склонился над ней и девушка увидела, что его глаза в полумраке склепа светятся желтым. Однако это не отвратило ее — ее руки обвили шею любовника, привлекая его к себе, тогда пока мужчина целовал упругие груди, играя длинным языком с затвердевшими от холода сосками. Вот он спустился ниже, лаская дырочку пупка, потом опустился еще ниже, быстрыми дразнящими движениями касаясь влажных лепестков. Тело девушки выгнулось дугой, она, вскрикнув, впилась руками в черные волосы — и в тот же миг острые зубы пронзили нежную кожу с внутренней стороны бедра. Девушка корчилась и вскрикивала от пронзавшего ее невыносимо острого наслаждения, пока припавший к ее бедру мертвец с жадным чавканьем сосал кровь, смешанную с истекавшей из влагалища терпкой влагой.

С довольным стоном насытившийся вриколакс отвалился от девичьего тела, все еще трепетавшего в истоме наслаждения. Поднявшись выше, мертвец поцеловал в губы любовницу, с наслаждением распробовавшую на вкус свою кровь и женские соки.

— Это было великолепно, — томно улыбнулась она.

— Я же говорила, что мы найдем ее тут! — послышался вдруг сзади насмешливый голос.

Девушка взвилась как ужаленная с ужасом смотря на появившуюся на входе парочку. Мужчину, — неприметного человечка, в неказистом серо-буром одеянии, — она не знала, но зато хорошо знала его спутницу — статную черноволосую женщину, в золотисто-черном одеянии. Она смотрела на девушку взглядом, в котором переплелись насмешка, презрение и отвращение.

— Благородная Каллиодора, младшая дочь дома Карос, — она покачала головой, — что бы сказал твой отец, увидев тебя здесь? А вы, благородный Кратиад — разве вы не знаете, в какие дни вам стоит возвращаться из Лимба?

— Кто ты такая, чтобы упрекать меня в собственном доме, — холодно ответил мужчина.

— Это семейное кладбище, — воскликнула девушка, — вам тут нечего делать.

— Ошибаешься, милая, — сказала женщина, — мне есть до этого дело куда большее, чем ты думаешь. Посмотрим, что скажет твой отец, когда я донесу до Совета, чем занимается его дочь. Вот это, — она ухватила лежащую на полу книгу, — я забираю с собой. Если твой отец хочет вернуть ее — пусть обращается в Храм Лаверны.

— Ты не смеешь! — Кратиад метнулся вперед, оскалив зубы, но Артемисия, выставив руку, прошептала заклятие — и молодой человек, отброшенный неведомой силой, со стоном рухнул в саркофаг. Легкий румянец, было тронувший его щеки, вновь уступил место мертвенной бледности. Девушка, побледневшая от злости, шагнула вперед — но ее остановил блеск стали в руках спутника жрицы. Та презрительно усмехнулась.

— Идем отсюда, — сказала она, выходя из склепа. Ее спутник поспешил за ней. Каллиодора обернулась на любовника, на лице которого лежала печать неимоверной горечи.