Гостиница 'Сигма'
Шрифт:
– Угадай.
– Ты все время, с момента нашей встречи у ворот Гостиницы "Сигма", задаешь мне загадки!
– воскликнула Зарика.
– Это, наверно, подводный вулкан, да?
Борца покачал головой.
– Неужели пожар на судне?
– Каким бы большим ни было судно, с такой высоты оно выглядело бы еле заметной точкой.
– Ну, тогда не знаю...
– Зарика на несколько мгновений задумалась, не отрывая взгляда от светящегося пятна, которое медленно уплывало назад. Может быть, подводное испытание ядерного горючего для звездных кораблей?
–
– А ну-ка, пофантазируй еще.
– Огненные декорации? Праздник огня на воде? Да мало ли чего можно придумать за сто лет!
– Ну, уж ты скажешь - огненные декорации... Это был всего-навсего подводный город.
– Подводный город?
– восторженно переспросила Зарика.
– На дне океана?
– Нет, это плавучий город. Он держится на небольшой, заранее заданной глубине.
– А кто там живет?
– Те, чья профессия связана с водной оболочкой Земли.
– Рыбаки, что ли?
– Не только. В таких городах живут океанологи, китоводы, - пояснил Борца.
– Китоводы?..
– Они обслуживают китовые фермы в океане.
– А зачем строить город под водой? Не проще ли его строить на воде?
– Не проще. Под водой строения не подвержены ни качке, ни тайфунам, ни штормам.
– И на дне океана есть города?
– спросила Зарика, вглядываясь в воду.
– Есть.
– Найди, пожалуйста!
– Отсюда они не видны.
– А мы побываем в городе на океанском дне, когда выйдем отсюда?
– Непременно побываем, Зарика, - ответил Борца и взял девушку за руку.
В клинике невесомости был свой, особый режим, ничего общего не имеющий с быстрой сменой дня и ночи, обусловленной вращением спутника вокруг Земли.
Корабль совершал полный виток за полтора часа. Таким образом, световой день - и соответственно ночь - составляли всего-навсего 45 минут.
Режим в госпитале невесомости - как, кстати сказать, и на любом космическом корабле - соответствовал обычному земному ритму жизни. Исходной единицей его служили сутки, состоящие из 24 часов, поделенные на день и ночь.
Физиологи давно, еще со времен первых космических полетов, осуществленных во второй половине XX века, установили, что именно такой режим является наилучшим для человеческого организма, особенно в условиях длительного полета.
Зарика и Борца говорили в госпитале обо всем, но больше всего друг о друге.
– Я открыл тебя, как астроном открывает звезду, - сказал однажды Борца.
Счастливые, они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели вниз.
Ночь, эфемерная сорокапятиминутная ночь, шла на убыль.
Они посмеялись, глядя, как проснувшийся в клетке попугай - вестник солнца - принялся смешно подпрыгивать, хватаясь клювом за прутья: бедняга никак не мог привыкнуть к невесомости.
– Зари...
– Что, милый?
– Ты обещала рассказать о полете "Альберта", - тихо напомнил Борца.
– Целью полета "Альберта" была звезда Алголь, - ровным голосом начала Зарика.
– Алголь, или иначе - Бета Персея, - кивнул Борца.
–
– Ты знаешь отчет "Альберта"?
– В общих чертах...
– Кроме машины синтеза да еще карантинной службы, для тебя ничего в мире не существует!
– Неправда, существует.
– Что же?
– Ты.
– Куда мне!
– засмеялась Зарика.
– Я ведь не машина, а только человек.
Некоторое время они молча смотрели на родную планету, окутанную предутренней мглой, которая быстро редела: через несколько минут спутник-клиника должен был пересечь плоскость терминатора, отделяющую день от ночи. Глубоко внизу, отдаленная от них сотнями километров, угадывалась ночная Атлантика.
Среди волн брызнула горстка ярких огней.
– Корабли?
– спросила Зарика.
Борца покачал головой.
– Остров Энергии, - сказал он.
– Не помню такого.
– Не мудрено: когда ты улетала, его еще не было.
– Искусственный остров?
Борца кивнул.
– Его смонтировали недавно. Собрали с помощью белковых роботов, сказал он.
– У подножия острова, на дне Атлантики, - подводный город.
Корабль без перехода влетел в день. В черном небе воцарилось мохнатое яростное солнце, потоки света хлынули во все уголки отсека. Борца поднялся и опустил полупрозрачную шторку.
– Персей. Красивое имя, - сказал он, садясь поближе к Зарике. Она не отодвинулась.
– Знаешь, Зарика, в детстве я больше всего любил легенду о храбром Персее. Помнишь?
– В общих чертах...
– улыбнулась Зарика.
– А еще в гости к Персею летала.
– Расскажи легенду, - попросила Зарика.
– Дело было, как положено в легендах, в некотором царстве, в некотором государстве, - начал Борца.
– Почему в некотором?
– перебила Зарика.
– Это было Аргосское царство, и правил в нем царь Априсий.
– О женское коварство!
– воздел руки Борца.
– Ты знаешь легенду о Персее лучше меня, так зачем же заставляешь меня рассказывать ее?
– Мне нравится, как ты рассказываешь.
– В таком случае, продолжаю. Научным прогнозированием в те далекие времена еще не занимались, а царь интересовался своей судьбой. Поэтому призвал он оракула и спросил: "Что сбудется со мною?" Оракул прикинул царскую судьбу и выдал весьма невеселый прогноз: оказывается, в будущем Априсия должен убить его собственный внук, которого еще и на свете нет. Царь решил предотвратить беду домашними средствами. Он заточил свою единственную дочь Данаю в башню. Прошу обратить внимание - башня была выкована из чистой меди. Ни один посторонний не мог проникнуть в башню, и Априсий торжествовал. Но, как выяснилось, слишком рано радовался царь. Дело в том, что сценарий развития событий начертан богами, которые в своих расчетах учли все вероятные увертки хитрого царя. Громовержец Зевс поступил просто: он превратился в золотой дождь и проник к заточенной Данае. В результате у нее родился сын Персей. Он-то и дал название звезде, еще не зная, что к ней полетит красавица Зарика... Ну, а теперь твоя очередь.