Государь
Шрифт:
Илья задремал. Очнулся, лишь услышав снаружи, на подворье, шум. Родня возвратилась.
Рёрех тоже очнулся. Открыл слезящиеся глаза. Поглядел испытующе:
– Всё ли поведал тебе, Годун? – спросил он неожиданно твердым голосом.
Илья промолчал, но Рёрех и сам знал ответ.
– Коли так, зови всех. Умирать буду. Пришло мое время.
Старый варяг умер на закате. Когда темные от усталости, но светлые от Благодати священники надевали кресты на шеи последних из тысяч новокрещеных киевлян.
Умер среди своих, в окружении кровных и названных
А еще через час, в малой баньке Духаревского подворья любимая и единственная жена младшего сына боярина-воеводы родила первенца. Мальчика.
Глава пятая. Княжеский дар
– Сельцо это Моровом зовется, – сообщил Добрыня. – Отныне оно и всё, что на пять стрелищ выше и ниже по реке, земля вся окрестная, и бор, и поля окрестные, сколько уж сам поглядишь по камням межевым, но немало, – владение твое и рода твоего, – сказал Добрыня и усмехнулся: – Ну как? Любо?
Духарев молчал. Честно сказать, у него не было слов. Вместо обещанных ранее трех мелких деревенек под Берестовым, Владимир отдавал ему чудное место. Два километра берега реки, прилегающие к нему поля и луга, дубовый бор… И не какой-нибудь реки, а пойму Десны, важнейшего из притоков Днепра, там, где Десна извивается ужом, образуя многочисленные рукава и старицы, наверняка богатые рыбой, на границе земель киевских и черниговских, на торном пути, что связал Киев и Чернигов… Словом, на месте не только богатом и важном, но – стратегическом…
Шагах в ста ниже по течению, за излучиной, к берегу вышло стадо кабанов: несколько маток с выводками, полдюжины подсвинков… На людей стадо внимания не обратило.
Добрыня с удовольствием наблюдал за Духаревым. Нравился ему произведенный эффект.
Ну да, не ожидал Сергей Иванович подобной щедрости. Думал: выделят ему кусок земли где-нибудь в болотистых чащах. В самой середке слабозамиренных радимичских племен. А тут такой дар…
– Удел этот племянник мой повелел считать княжьим, – Добрыня точно решил добить Сергея Ивановича. – И именоваться ты будешь отныне князем Моровским. И ждет от тебя великий князь, что возведешь ты здесь, над Десной, городок крепкий, из которого и водный и сухой пути держать можно. Однако… – Добрыня сделал многозначительную паузу, – хоть и право у тебя на земле этой будет княжье, однако мыта брать с проплывающих-проезжающих ни ты, ни родичи твои не должны. Полагаю, князь, ты достаточно богат, чтобы без него обойтись? Верно?
«Ага, – сообразил Духарев. – А подарочек-то хоть и щедрый, но – с двойным дном».
Место – пограничное меж двумя княжествами. Когда-то за радимичами было. Теперь, после того как Волчий Хвост, воевода киевский, радимичей замирил, стала эта земля за киевским князем. Однако, поставь здесь Владимир крепость – Фарлаф черниговский не поймет. Решит: против него. Подозрителен черниговский князь. Старшинство Киева признает, но за свободу свою держится крепко и ревниво.
А контролировать дорогу, что идет вдоль Десны надо. Потому что леса здесь весьма дремучи, а народишко, несмотря на близость центров цивилизации, изрядно дик. И дабы не случались истории вроде той, в которую Духарев сам
– Не ожидал я… – произнес он совершенно искренне. – Щедро, Добрыня! Ой как щедро!
– Когда выезжали, думал небось, куда-нибудь на болота тебя приведу? – безошибочно угадал Добрыня. – Нет уж! Сидеть ты будешь именно здесь, от Киева поблизости. Чтобы, коль возникнет в тебе у племянника моего нужда, а возникнет она непременно, был ты не за тридевять земель, в болотах радимичских, а рядом. А теперь, князь-воевода, держи грамоту свою и поехали в сельцо. Оно теперь – твое. Так что и угощать ныне ты будешь! Я бы от молодого поросеночка не отказался…
Духарев намек понял:
– Равдаг! Пошли десяток. Пусть свинятины на обед возьмут.
– Бать, а мне можно? – попросил Илья.
– Можно.
Илья расцвел. И сразу попросил:
– Мне бы рогатину.
– Рогатину? – Духарев поднял бровь. – На поросенка?
– Так там и матки есть! Бо-ольшие!
– Ты, сынок, уважение к отцу имей, – усмехнулся Духарев. – Не у всех такие волчьи зубы, как у тебя.
По правде говоря, для своего возраста у Духарева зубы были замечательные, но потакать младшему сыну он не собирался.
– Будет тебе поросенок! – пообещал Илья. – Три!
Раскрыл колчан и принялся отбирать охотничьи срезы. Тем же занялись и выбранные Равдагом дружинники. Может, кто из них и пожалел, что вместо молодецкой охоты грудь в грудь с матерым зверем будет скучноватый отстрел детенышей, но – помалкивали. Их отправляли не на развлечение, а на мясозаготовку.
– Лихой у тебя сынок растет, – заметил Добрыня, когда охотники отбыли, а бояре с остальными, вернувшись на дорогу, поехали к сельцу. – Добрым воем будет. Владимир мой, по просьбе князя уличского, сам его попробовал. Говорит: ловок и силен не по годам. А ведь не кровный он тебе – из смердов.
– И из смердов, случается, богатыри вырастают, – отозвался Духарев. – Артём его в род наш привел, потому что за храбрость выделил. А я уж постарался, чтоб пестуны у него были добрые. Зиму и весну он у Стемида Большого жил, а до того – в Тмуторокани у родича моего Машега. Да и братья поучаствовали: Артём с Богуславом. А главное – Рёрех. – Духарев вздохнул. Смерть старого варяга еще не стала прошлым. – Он ведь и меня учил, Добрыня. И даже Асмуда… Помнишь варяга Асмуда, Добрыня?
– Пестуна Святославова? Помню.
Тут Добрыня тоже вздохнул. Он тоже немолод. А дел впереди – много.
– Рёрех-варяг, – проговорил он задумчиво. – Не грусти о нем, Серегей. Такую жизнь боги не всякому дают…
– Это верно, – согласился Духарев. И не стал поправлять Добрыню: мол, не боги, а Бог. Потому что для Рёреха то были именно боги. Те, чьё время – кончилось.
Илья потерялся. Меж столетних дубов. Почувствовал себя мелким и незначительным, как мышонок посреди избы. Давно с ним такого не было. Пожалуй, с того времени, как взял в руки собственный, детский еще, меч.