Государев наместник
Шрифт:
Степные люди, видимо шли всю ночь и остановились на днёвку в небольшом берёзовом острове. С вершины ветлы Ротов видел, как они разожгли костёр, поставили на него котёл, а коней собрались вести поить к реке в полуверсте от места, где находились казаки.
Сёмка мигом слетел с дерева, прыгнул на коня и махнул казакам рукой, чтобы они собрались к нему.
Хотя казаки на приступ пошли молча и быстро, застать противника врасплох им не удалось. У пришлых людей была собака, огромный степной пёс, который бешено завыл и залаял. Степняки быстро похватали копья, вскочили на коней и оборотились против казаков,
Брали его трудно, он бешено отмахивался от казаков кривой саблей и, брызгая слюной, визжал. Сёмку это раззадорило, он отвязал от коня свинчатку, кусок железа на аршинной верёвке, раскрутил её над головой и метко бросил. Свинчатка сшибла степняка с ног, он грохнулся на землю и затих.
– Это не ногаец, – говорили казаки, разглядывая пленника. – Уж больно широколиц и узкоглаз.
– Может, башкирец?
– Нет, башкирцы светлы и белокожи.
– Тогда калмык, – сказал Ротов. – Больше тут некому быть.
Пленник, спеленатый веревкой, крутил головой и плевался на всякого, кто к нему хотел подойти.
– На коней, казаки, – приказал Сёмка. – Пойдем к Часовне, полон надо доставить к воеводе.
В первые дни пребывания на Синбирской горе воевода Хитрово приказал устроить переправу через Волгу. Так на левом берегу реки возникла сторожа, в которой обретались караульные стрельцы. Первым делом стрельцы поставили на своём берегу малую часовню, от неё и пошло названье сторожи. Часовню стрельцы, оставив место для нескольких изб, жилой, поварни и мыльной, окружили рвом, насыпали вал и в нём укрепили частокол из заострённых брёвен. Со стороны Волги была сделана пристань, широкий, накрывавший мелководье настил, к которому чалились струги и лодки. Сами караульщики на службу не жаловались, жили они вольготно и сытно, рожи у стрельцов лоснились от рыбьего жира, трескали волжскую рыбу от пуза, не забывали и толокно.
Появление казаков с пленным калмыком было для стрельцов неожиданным. Сторож на вышке пялился на Волгу, где рыбаки тащили из воды невод с рыбой. Казаки со стороны поля заехали на сторожу, где их встретил полусотник в нательных штанах и босиком.
– Мух ртом ловите, раззявы! – зло сказал Сёмка голоштанному начальнику. – Вот навалятся на вас ночью калмыки и передушат, как курят!
Полусотник хотел огрызнуться в ответ, но увидел связанного азиата и онемел.
– Где его споймали? – озадаченно спросил он, чуть опамятовавшись.
– У тебя под носом, – сказал Ротов, слезая с коня. – В десяти верстах от твоей сторожи станица калмыков проведывала степь. Взяли с боя, остальные утекли.
– Что ж вы, казаки, так оплошали? – насмешливо спросил полусотник, окончательно успокоившись. Он давал знать Сёмке, что тот простой казак, а перед ним начальный человек, полусотник.
– Остальных сам споймаешь, – спокойно сказал Ротов. – Давай лодку, языка нужно немедля
Стрелецкий начальник смекнул, что оплошать в сём деле нельзя, и побежал на край пристани, где стал орать на всю Волгу, возвращая рыбаков на берег. Сёмка приказал своим казакам разбить стан близ сторожи и ждать возвращения. Представить пленника воеводе Хитрово он решил сам.
Подоспела лодка, рыбаки освободили её от своих снастей, четыре стрельца сели за весла, Сёмка втащил калмыка и привязал его за поперечную перекладину, сам сел рядом и велел отчаливать. С берега вода в Волге казалась спокойной, но лодка прошла треть пути, её стало качать и потряхивать на волнах. Сёмка большой воды не любил, остро чувствуя свою беззащитность перед стихией. Он посмотрел на пленного. Тот лежал на дне лодки и постанывал сквозь стиснутые зубы. Казаки сгоряча крепко связали его, и теперь калмыку приходилось тяжко.
Налегая изо всех сил на весла, стрельцы преодолели течение, особо мощное на стрежне реки, и Синбирская гора стала расти в размерах. Завиднелись избы у подножья горы, пристань и причаленные к ней струг и лодки. Сама гора слабо курилась дымом, ни изб, ни людей с воды на ней не было видно.
Лодка причалила к подгорной стороже, стрельцы помогли Сёмке вытащить пленного на берег, привели лошадь и забросили на неё калмыка. Сёмка взял в руки повод и полез в гору по наезженным и нахоженным следам. Подъём был крут, лошадь шла плохо, и Ротову пришлось её тащить за собой изо всех сил. Поднявшись на гору, он понял, что обессилел до мелкой и частой дрожи в ногах.
Сотни работных людей рыли с крымской стороны будущей крепости громадный ров и землю вынимали на город, чтобы устроить вал. На самой вершине горы кругом стояли кладки брёвен, а между ними виднелось несколько изб. К ним Ротов и направил свой путь.
День для Богдана Хитрово был начат с радостной вести, ему донесли, что к Свияге подошёл дьяк Кунаков с полутора тысячами работных людей, присланных из Нижегородского уезда воеводой князем Долгоруким. Хитрово распорядился дать людям небольшой отдых и поставить на земляные работы, близко Петров день, скоро макушка лета, а сделано на строительстве гораздо меньше того, что воевода задумывал.
– Дожал-таки, Григорий Петрович, ты князя Долгорукого, – довольно сказал он дьяку. – От государя нам отписали, что люди посланы, а их не было до сего дня.
– Князь мыслил, как в прошлый раз, отсидеться за посулами, – не вышло, – ответил Кунаков. – А на горе, я зрю, дело спорится.
– Брёвен на важные избы и треть ограды навалили, – сказал Хитрово. – Завтра начнём ставить наугольную башню на крымской стороне, что к Волге. Прохор Першин назавтра обещал нам новость.
– Что за новость?
– Я знаю какую, но промолчу, – ответил воевода. – Добрая новость и нужная.
– А это что там за напасть! – встревожился дьяк, указывая на Ротова, который приближался к воеводской избе.
На Сёмку с его поклажей обратили внимание и работные люди, они бросили лопаты, оставили носилки, на которых таскали землю на вал, и окружили воеводскую избу.
Возле крыльца казак снял пленного на землю, попытался поставить на ноги, но тот валился на сторону.
– Развяжи языка, – приказал Хитрово, спускаясь с крыльца.