Граф Платон Зубов
Шрифт:
— Немного!
— Э там, батюшка! Неважно, как начать, важно как кончить. Верно, что Алексей Иванович по выпуске сумел занять всего–навсего должность сенатского протоколиста. Тогдашний генерал–прокурор Глебов его и заметить не пожелал, зато как сменил Глебова князь Вяземский, Алексей Иванович сразу в гору пошел.
— Да как протоколиста заметить можно! Сколько их там перьями скрипит.
— Многонько, да один только нашелся, чтобы княгине Вяземской угодным стать. Через нее Алексей Иванович и доверие супруга приобрел. Кабы не княгиня, где ему по лесенке служебной прытко так взобраться. Уж как она его хвалить
— Сумел показаться канцелярист.
— Нет уж, батюшка, о ту пору не простой канцелярист — княгиня любимцу своему невесту подобрала, в собственной семье оставила. Может, и нехороша собой и старовата была сестрица ее двоюродная, княжна Урусова, да только Алексей Иванович спесивиться не стал. За все благодарил и на своем еще как вышел.
— Еще бы не благодарить. А приданое у невесты…
— Бог с ним, батюшка, с приданым. Княгиня так Алексея Ивановича установила, что чего не было, сам добрал и в кратчайшее время. Князь-то годами староват, телом немощен. Чуть что государыне докладывать Алексей Иванович за него приходит. А за хороший доклад — чтобы ко времени да к месту — государыня ни земель, ни душ крепостных никогда не жалела.
— Вот это разговор другой.
— Ой нет, батюшка, все один и тот же. Алексей Иванович ни с кем дружбы не рушил. С самыми маленькими людишками знакомство водил. Вот того же Державина возьми. Уж какие над пиитом твоим тучи сгущались, а Васильев как занимался его делами денежными, так и продолжает заниматься. У Державина деловой сметки никакой, так Алексей Иванович его головой и руками был. И денежки в оборот пускал, и за откупа брался, и земельку прикупал. Державин оглянуться не успел, как богатым человеком стал. Дочку Васильевскую Державин крестил, Марью.
— А Державин-то Васильеву на что? Тем паче под судом он — дай Бог выкарабкаться.
— Э, батюшка, в жизни-то по–разному бывает. Как-никак Гаврила Романович на молочной сестрице великого князя цесаревича женат. Павел Петрович и к ней, и к матушке ее — кормилице своей — куда как благоволит. Не сегодня, так на будущее пригодится. По секрету тебе скажу, Екатерина Яковлевна письма своей родительнице не напрямки, а все через Алексея Ивановича пересылает.
— А Васильев-то не боится государыни прогневать?
— А думаешь, государыня не знает? Нешто бы я от Нее что утаила или другой кто? Тут дело родственное. Государыня наша знает, где спросить, где потачку дать, а там при случае и вспомнить.
— Да мне-то что делать, Марья Саввишна?
— На мой разум, для начала с Державиным потолковать, а уж с Алексеем Ивановичем так всенепременно. Братца расхвалить надо. Про государынину волю между делом помянуть. Алексей Иванович сейчас великая сила. По правде, князь-то совсем негодный к делу
Царское Село. Екатерина II, А. А. Безбородко.
— Ваше величество! Французский король бежал!
— Бежал! Но куда? Каким образом?
— Вы же знаете, ваше величество, если бы не настойчивые советы Мирабо, король давно бы принял сторону эмигрантов и принялся призывать на помощь военные силы иностранных держав.
— Да, насколько можно судить по донесениям, этот человек пользовался поразительным влиянием на короля.
— Вот именно, но 2 апреля нынешнего года Мирабо не стало. И 91–й год, похоже, станет роковым для Людовика XVI–го. Два месяца король втайне подготавливал свой побег вместе со всем семейством к восточным границам. И вот в июне наконец реализовал свой замысел.
— На что же он рассчитывает? На австрийского императора и его братские чувства в отношении королевы?
— Именно так, не говоря о том, что у восточных границ собрана громадная его собственная армия. Отсюда и предполагалось начать восстановление старого порядка.
— Поздно! Слишком поздно. Все действия при дворе должны быть мгновенными и неожиданными, иначе они обречены на неудачу.
— Именно так и случилось с Людовиком XVI–м. Сведения о бегстве дошли до Парижа.
— Не могли не дойти, да еще при такой долгой подготовке.
— Вот именно, ваше величество. Королевский кортеж был остановлен в Варение и немедленно возвращен в Париж. Национальное собрание решило взять короля под стражу и отрешить от власти…
— Что?! Весь этот бушующий сброд?
— Именно так — отрешить от власти до принятия новой конституции. Работы над конституцией как раз подходили к концу. Бегство короля оказалась как нельзя более на руку тем, кто добивался предельного сокращения королевских прав. Теперь стало почти невозможным противостоять тем, кто требует прямого низложения короля.
— И такое происходит в центре королевства, в самой столице! И никто не пытается положить этому предел — дворянство, духовенство?
— Я вынужден огорчить вас еще больше, ваше величество. Наш посланник пишет, что требование о низложении вошло в специальную петицию в Национальное собрание. Для сбора подписей под ней петиция была выставлена на Марсовом поле, на так называемом Алтаре Отечества, оставшемся после празднования второй годовщины падения Бастилии. Вы спрашивали о сопротивлении, ваше величество. Его попытались осуществить мэр Парижа Бальи и приведший национальную гвардию Лафайет.
— Наконец-то! Что ж они медлили!
— Все развернулось совсем не так, как предполагал король и его сторонники. В гвардейцев полетели камни из собравшейся толпы. Гвардейцы ответили залпами, и ступени Алтаря Отечества оказались залитыми кровью. Это произошло 17 июля нынешнего года.
— И толпа?
— На этот раз с ней удалось справиться. Король же решил обратиться за помощью к брату Марии Антуанетты — императору Леопольду II–му.
— Но почему вы молчите, Безбородко? Разве никаких перемен в позиции наших союзников не произошло? И как все эти события могут сказаться на наших договорах и гарантиях?