Граф Платон Зубов
Шрифт:
— Друг мой, этот тон разговора мне неприятен и вообще неуместен.
— Неужели? Кстати, компанию светлейшему составляет князь Прозоровский. Мне искренне жаль главнокомандующего Москвы: долго ему придется ждать окончания вашего разговора со светлейшим.
— Вот здесь вы и ошибаетесь, мой друг. Вам не составит труда пригласить сюда именно Прозоровского.
— Конечно, составит. Для подобных поручений существуют секретари, и по вашему желанию я могу кликнуть кого-нибудь из них. Хотя бы Храповицкого.
— Но вы задержитесь на Время разговора? У меня, вы
— О нет, избавьте от этой скуки. Тем более вы наверняка станете плести паутину вокруг масонов или как их там — мартинистов. Парижские новости явно вдохновляют вас на такую работу.
— Что делать, мой друг. Ее некому делать, кроме монарха. Такова участь тех, кто поднимается на ступени престола.
— Тогда прощайте, ваше величество, и не сочтите за труд сообщить мне, когда вы освободитесь для разговора о моих планах и моих интересах.
— Не премину, мой друг. А, Прозоровский!
— Государыня, я счастлив возможности предстать перед моей монархиней. Это счастье, которое слишком редко выпадает на мою долю.
— Не радуйтесь раньше времени. Я пригласила вас, князь, чтобы сделать вам серьезнейший выговор. Вы испытываете мое терпение, и уже давно.
— Ваше величество, я совершенно растерян…
— Хватит! Год назад я сделала вас главнокомандующим Москвы. Не так плохо после управления Орловско–Курским наместничеством, не правда ли? К тому же я сделала вас сенатором.
— Моя благодарность, ваше величество…
— Должна выражаться в деле, которого пока я вообще не вижу. Когда вы, наконец, решите дело с этим злосчастным Новиковым? Отставной поручик! Нищий! Полное ничтожество! И вы ничего не можете предпринять в отношении него. До меня доходят постоянно слухи о праздниках, которые он устраивает на своем гнилом болоте и на которые собирается чуть ли не вся Москва. Вы что, не видите в этом прямого вызова императрице и престолу? Да не мнитесь же!
— Ваше величество, я не знаю, какие именно торжества вы имеете в виду. В прошлом году скончалась супруга Новикова, та самая, что была выпускницей вашего, государыня, Смольного института. На похороны собрались все ее многочисленные родственники — Трубецкие. Князь Николай Никитич горько сетовал по этому поводу в своих письмах.
— Вы перлюстрируете новиковскую почту?
— Я полагал, ваше величество, что раз человек вызывает подозрения, мне следует…
— И правильно полагали.
— Сам Новиков подвержен тяжелым нервическим припадкам — в этом удостоверился и посланный мною казенный врач. После же кончины супруги он настолько ослабел, что без посторонней помощи не в состоянии не то что ходить, но даже подыматься с постели.
— Меня не интересуют подобные подробности. Чем этот человек сейчас занимается? Уверена, он и в гробу будет продолжать свою вредоносную деятельность.
— Нам удалось подкупить некоторых его крестьян и слуг. Они доносят о всех его речах и поступках.
— О чем я и хочу знать. Только постарайтесь покороче, князь.
— Через полгода после смерти супруги Новиков подписал акт об уничтожении «Типографической компании».
— И вы этому поверили? Но он, конечно, продолжает строить каменные хоромы для своих поселян, Не так ли?
— Совсем немного, ваше величество.
— Многого он и не может сделать. Он же беден, как церковная мышь. Да, и кстати — это правда, что в крестьянских домах висят его гравированные портреты вместо образов? Правда или нет?
— Правда, ваше величество.
— Вот как! Значит, в моей империи появился то ли новый святой, то ли духовный наставник. Почему же это не насторожило вас, господин главнокомандующий? Хотя бы одно это?
— Но эти гравюры так плохи…
— О, вы сделались знатоком искусств, генерал–фельдмаршал! В таком случае кто же автор этих новоявленных икон, с какого портрета делались гравюры?
— Господина советника Академии художеств Левицкого.
— Это действительно новость! Откуда же у вашего нищего поручика деньги на заказ портрета у такого модного художника?
— Насколько мне известно, они очень дружны, ваше величество.
— Одна новость лучше другой! Вот только почему вы медлите с арестом этого умирающего, по вашим словам, бунтовщика.
— Государыня, пока просто не было повода.
— Повода?! И вы не могли его придумать?
— Я простой солдат, ваше величество.
— Отлично. Вы нуждаетесь в приказе, и вы такой приказ получите. Причина для немедленного ареста и заточения Новикова в крепость — его попытка через архитектора Баженова связаться с великим князем. Это политическая интрига, если не сказать заговор. Подробности установит следствие. Составьте указ об аресте государственного преступника — я его немедленно подпишу. Какое у нас сегодня число?
– 13 апреля 1792–го года, ваше императорское величество.
— Превосходно. Но теперь некоторые дополнительные указания. Никаких потаенных действий. Как можно большая огласка. До ареста Новикова — именно, до — проведите обыски всех московских книжных лавок. Их много? Тем лучше. Пусть ваши люди везде все перевернут вверх дном. Впрочем, я уверена, в них найдется достаточно изданий или ранее запрещенных, или вообще выпущенных без необходимых цензурных разрешений. Придирайтесь, придирайтесь решительно ко всему. Производите впечатление беспощадных и недоступных для каких бы ни было переговоров и уговоров.
Владельцев лавок, где найдется подозрительная литература, прямо на месте арестуйте. И обыщите все новиковские дома в Москве. Передайте наблюдение за этим вместе с самыми подробными инструкциями обер–полицмейстеру. Пусть розыском запрещенных изданий занимается вся московская полиция. Это произведет достаточное впечатление не только на москвичей, но и на всю нашу страну. А в результате те же москвичи не обратят особого внимания на исчезновение самого Новикова.
Действуйте же, наконец, генерал–фельдмаршал, действуйте и оправдайте хоть этим свой высокий чин, в котором Платон Александрович вполне обоснованно уже начал сомневаться.