Гремучий студень
Шрифт:
– И в мыслях не было.
– Так уж и не было?
– Ты от Пороха заразился излишней подозрительностью? – поднял брови сыщик. – После приключения на площади все ерзаешь и ерзаешь, места себе не находишь. Стало быть, тебе полезно прогуляться за город, хоть погода и отвратительная.
– Я знаю способ лучше. Взял для успокоения нервов две четушки [13] , – Митя похлопал по карманам шинели. – Думал, сядем с тобой, выпьем.
– Непременно выпьем! На обратной дороге. А сейчас мне нужна чистая голова,
13
Старинная единица измерения объема жидкостей – 1/50 часть ведра (около 250 граммов), называлась также «пятидесяткой».
XVIII
В Нахабино приехали еще засветло.
Дюжина избёнок, что поприличнее, с крепкими заборами и резными коньками, водит хоровод вокруг колодца-журавля. Остальные растянулись на все четыре стороны и чем дальше от центра деревни, тем чумазее выглядят. Мармеладов выбрал самый убогий дом на окраине.
– Почему этот? – спросил Митя.
– Если бы я был десятилетним мальчишкой, мне бы хотелось сбежать именно из такой лачуги.
Сыщик ошибся, хотя и не намного. Вышедший на стук мужичонка указал на такой же замшелый домишко, стоящий по соседству. Не успели они подняться на крыльцо, дверь уже распахнулась, будто по волшебству. На пороге возник сгорбленный дед в рубахе сплошь из лоскутных зарплат, так часто чиненной, что не угадаешь какого цвета она была изначально. Приветствовать незваных гостей не стал, ждал, пока те заговорят. Сыщик тоже молчал, разглядывая старика.
– Подскажи-ка, любезный… Кх-м! – заговорил Митя. – Бойчуки здесь живут?
– А чегой тебе надобно’ть от Бойчуков? – прогундосил хозяин лачуги.
– Поговорить хотели.
– Эт вряд ли. Помёрли оне в запрошлом годе.
– Как же так, – опешил Митя. – А сосед ваш сказал, что это их дом.
Дед почесал жидкую бороденку.
– Вы, небось, спросили: «Где тута дом Бойчуков?» Вот Николка и махнул в нашу сторону. Оно же как выходить? Дом ихний, но живем тута мы. А Бойчуки на погосте давно’ть.
– Зря, выходит, ехали? – обескураженный почтмейстер повернулся к Мармеладову.
Тот смотрел не на старика, а в дверную щель за его плечом.
– Отчего же – зря? Новость узнали, хоть и печальную, а все же новость. Так Фролу и передадим: померли дед с бабкой, не успели твои гостинцы. Жаль расстраивать, но тут уж против судьбы не попрешь… Эй, кучер!
Сыщик сделал вид, что спускается с крыльца, но тут за его спиной с грохотом распахнулась дверь. Из сеней выскочила старуха в засаленной понёве, но на удивление чистом платке – прежде белом, ныне же безнадежно пожелтевшем от времени.
– Погодь-ка, барин! Не спеши, – заверещала она. – Так ты Фролушку знаешь? А чегой не сказал? Живы мы, живехоньки, незачем внучка расстраивать!
– Никшни, куёлда! – старик сердито встопорщил бороду. – Что ты мелешь? Мало тебе жандармы тумаков отвесили?! Еще захотела?
– Не беспокойтесь, мы не из Охранного отделения, – успокоил Мармеладов.
– Откудова
– Да уймись ты, шабарник! – старуха оттеснила мужа плечом. – Проходите в дом, не на пороге же разбакуливать… А чегой вы про гостинцы сказывали, барин?
Мутные стекла почти не пропускали солнечный свет, поэтому на столе горели две лучины, воткнутые в светец накрест. Мармеладов сел на лавку, развернул кулек с пряниками.
– А вот и гостинцы.
– Да чем их, барин, жевать-то? У нас с дедом пять зубов на двоих…
– Пробуйте, пробуйте! Пряники заварные, они во рту тают.
Старик взял угощение, понюхал и бросил обратно.
– Уж лучше’ть водки бы привезли! – вздохнул он, облизывая липкие пальцы.
Митя достал из кармана «пятидесятку» с казенной печатью.
– Найдется и водка.
– О! Так-то оно правильней.
Дед сколупнул сургуч ногтем и глотнул прямо из горлышка. Потом опомнился и прикрикнул на жену:
– Чегой застыла? А ну-ка’ть кружки неси!
Хозяин разлил всем поровну, подумал немного и слил половину из бабкиной кружки в свою.
– Ну, за встречу, люди добрые! – он выпил все, до донышка, вытряс последние капли себе на язык и посмотрел на гостей подобревшими глазами. – Вот мы и есть Бойчуки. А вы сами из каковских будете? Откудова внучка нашего знаете?
Митя хотел было ответить, но сыщик его перебил:
– Дело у нас общее. Оттуда и знаем.
– Понятно’ть, – голос деда ощетинился колючими нотками. – Тоже, значить, убивцы нечестивые.
– Вовсе нет, – Мармеладов резким жестом отмел подозрения. – Мы по университету знакомство имеем. Ехали мимо, вот он с оказией гостинцы и передал.
– Что ты мелешь, малохольный? – старик еще больше озлобился. – Бросил Фролка увинер… ситет. И уже давненько.
– Это так, – не смутился сыщик. – А недавно он вернулся на курс. Сдал экзамены за год, причем все – на высший балл.
– Ой, энто вы правы, барин. Фролушка у нас завсегда умненький был, – мелко закивала старуха. – Добрый мальчик, трудолюбивый еще. С малых лет помогал и в огороде, и по хозяйству. В церкву кажное воскресенье ходил, грамоте выучился по «Часовнику». Ангелочек наш, ненаглядный! Сбил его с пути истинного этот езуит.
– Который? – цепко спросил Мармеладов.
– Папаша евойный! Все беды наши через него идуть.
– Молчи, трещетка, – погрозил кулаком старик, – а то наболтаешь лишнего! Чегой вам любопытство тешить, барин? Позор весь давно похоронен, вместе с Анфиской.
Сыщик подал Мите и тот достал из кармана вторую четушку.
– А с другого боку, чегой бы не рассказать? – дед причмокнул губами и потянулся к бутылке. – Предание старинное, уже все отболело давно’ть.
На этот раз он налил себе побольше, бабке капнул чуточку, а остатки поделил между гостями. Мармеладов поднял кружку, но со всеми не выпил.
– Анфиса – дочь ваша?
– Племяшка, так выходит. Дочка брата старшого. Сам он давно преставился, мы девку-то и воспитали как свою.