Гремучий студень
Шрифт:
– Оставьте ваши подозрения, Илья Петрович! Я просто хочу вернуть украденные деньги директору сберегательной кассы, – Мармеладов смотрел вслед уходящей журналистке, надеясь, что она обернется и, вместе с тем, понимая всю тщетность такой надежды. – О, чуть не забыл. Я хотел просить вас о помощи. Директор театра не горит желанием принять нас с Митей, а мне непременно нужно с ним поговорить. Может быть, отправимся к г-ну Тигаеву вместе? С такой поддержкой он ответит на все вопросы.
– Театр… Деньги… Что за мысли у вас? Тут империя рушится! – Порох оглядел площадь, запруженную народом, представляя,
– Недооцениваете вы значение театра для воспитания патриотических чувств или, напротив, революционных устремлений в душах юных сограждан.
– Все шутите, г-н бывший студент? – полковник застегнул мокрую шинель на все пуговицы и подал знак Кашкину, чтобы тот раздобыл извозчика да поскорее. – Знаете что, а катитесь-ка вы к чертовой бабушке!
– К ней и отправлюсь, – кивнул Мармеладов, – когда костюм подсушу.
XVII
Сыщик дремал в углу скрипучего ландо, чуть покачиваясь в такт движению. Митя ерзал на неудобной скамейке напротив него и, в конце концов, не выдержал.
– Ну, и куда мы едем.
– В Нахабино, – ответил Мармеладов, не открывая глаз.
– Это мне известно. Услышал, когда ты извозчика нанимал. Я же рядом с тобой стоял, братец! Но зачем мы едем? Вот в чем вопрос мой. До Нахабино тащиться тридцать вёрст. Обратно поедем – уже все шестьдесят. И ради чего?
– Хочу расспросить очевидцев о юных годах Бойчука, – сыщик протер глаза и выглянул из повозки. – Ничего, скоро приедем.
– Гос-с-споди… Оно тебе надо?
– А без этого невозможно разобраться в его психологии.
– Снова-здорово! Получается, ты готов отсидеть себе задницу, лишь бы влезть в голову террориста? И так ясно: озлобленный, забитый курвеныш из медвежьего угла мстит всему миру…
– Это как раз и не ясно! – возразил Мармеладов. – Если бы мальчик остался в этом самом углу горе мыкать, тогда ещё хоть как-то складывается. В здешних дебрях легко возненавидеть отца и ему подобных. Они там, в большом городе, едят на золоте и носят бобровые шубы, а ты грызёшь заплесневелую корку и укрываешься дырявой яригой, дрожишь от холода и страха. Вот уже и мотив!
– Да! Отличный мотив, – обрадовался почтмейстер. – Все у тебя сложилось, поворачивай оглобли.
– Только он сбежал отсюда, понимаешь? Столетов сына принял и подарил другую жизнь. Сытую, богатую, с шубами и каретами. Пусть первые десять лет мальчик голодал, сносил оскорбления и побои, но следующие десять лет все искупили. Отчего же Бойчук захотел бросить уютное счастье и опять окунуться в ад?
– Но ведь Порох говорит: связался с дурной компанией…
– Глупости говорит. У него в голове отписки канцелярские. «Дурная компания»… Примерь на себя. Ты долго прозябал
– А если не добровольно? Угрозами заставили?
– Митя, ты невнимательно слушал полковника. Это Бойчук сколотил боевую ячейку. Он там главарь. Головорезы ему слепо подчиняются и воплощают его кровавые замыслы.
– А если Фрол пожил в роскоши и осознал, что в империи нашей еще тысячи забитых крестьянских детишек, у которых не появится шанса вылезти из подпола. Они так и просидят среди крыс… Голодные… В драных портках… До самой смерти. Пошёл в социалисты, чтобы радеть за народ. Вот уже и мотив, а?
Сыщик мысленно разложил по полочкам аргументы приятеля.
– Отнюдь. Столетов открыл сыну дорогу в высший свет. Там в чести благотворительность. Общество «Доброхотная копейка» – слыхал про такое? Они попрекают дворянство, мол, с каждого рубля, потраченного на платье, отдай копеечку беднякам. Фрол мог бы выбрать этот путь – открывай школы для крестьянских малышей или построй красильню в родной деревне, а может ещё какую артель. Пользы поболее, чем от швыряния бомб, и убивать никого не надо – грех на душу брать. Да и вряд ли Бойчук в своём дивном новом мире так уж переживал о страданиях народа. Для него народ – это кто? Вечно пьяная мать. Злобные дядьки, раздающие оплеухи и зуботычины. Мельник, искалечивший ему руку… Кого из них жалеть? Нет, должна быть иная причина.
– Какая?
– Не знаю. Может, над Фролом в детстве насилие кто учинил или на его глазах сгорел дом, а в нем погиб кто-то близкий. Такая травма для психики могла бы все расставить по местам. Нормальный человек не захочет бросить комфорт и скитаться по оврагам и подбрасывая бомбы в людные места. Но для безумца это в порядке вещей. Вот я и хочу выведать: от чего Бойчук мог тронуться умом?
– Ох, братец, неужто думаешь, что деревенские все расскажут тебе, незнакомому городскому хлыщу?
– Расскажут. Деревенские любят балясы точить. К тому же у меня с собой проверенное средство для поддержания разговора, – сыщик достал из кармана кулек с медовыми пряниками. – Сласти любят и дети, и старики. А кроме них в деревне никого и не осталось. Молодежь да мужики покрепче в Москву ушли, на заработки.
– Поглядим, – Митя бросил взгляд на распаханное поле, залитое дождем, и зябко поежился. – А чего это ты бомбистами увлекся? Еще утром говорил, что они тебе не интересны и важнее деньги отыскать.
– Так деньги, скорее всего, у Бойчука. Найдем его – сможем вернуть украденное г-ну Шубину.
– А, я подумал, ты решил Пороху помочь победить всех врагов самодержавия.
Мармеладов покачал головой.
– Может статься, все дело в том, что ты в Бойчуке разглядел нечто знакомое? – продолжал допытываться почтмейстер. – Молодой парнишка с идеей в голове, которая разрешает ему кровь невинных реками проливать… Решил спасти бомбиста? Наставить на путь истинный, чтоб не совершал твоих ошибок?