Грибы на асфальте
Шрифт:
Когда я возвращался пешком домой, рожь уже была мокрой от утренней росы. В воздухе не чувствовалось ни малейшего движения, и стебли стояли неподвижно, поникнув тяжелыми колосьями. В усинках, словно слезы, запутались прозрачные капли. Небо было светло-серым, без единой звездочки. Только по-прежнему на краю света мерцал костер.
Летающая борона
Когда
— Привет алхимикам! — сказал Егор Егорыч. — Скоро золото научитесь делать?
— Пока только умеем от него избавляться.
— И то дело…
Президент мялся. Мне сразу стало ясно, что он пришел просить взаймы.
— Не пособите, хлопцы? Конуру перестраиваю. К молодоженам еще двое просятся. Хорошие ребята, из лесотехнического…
Если бы Егор Егорыч требовал квартирную плату нахально, я бы, конечно, не дал, так как у нас с Кимом оставалось всего двадцать рублей. Но президент краснел, что-то мямлил; видно, ему было очень стыдно просить. А я не выношу, когда люди стесняются.
— Ким, — сказал я, — дай десятку.
— Зачем? — спросил капитан, не поднимая головы от книги.
— Егор Егорыч расширяется.
— Ну и пусть расширяется, — ответил Ким спокойно.
— Да вы не беспокойтесь, ребята! — замахал руками хозяин. — На нет и спроса нет! В другой раз как-нибудь. — Егор Егорыч, пятясь, открыл задом дверь и вышел. Минут пять мы сидели молча.
— Свинья ты, Ким!
— Это почему же? — удивился капитан.
— Умеешь унизить человека.
— Этот вымогатель-то — человек?
— Как тебе не стыдно! Таких хозяев, как Егор Егорыч, поискать! За квартиру почти не платим, свет жжем сколько влезет!
По длинному лицу Кима скользнуло подобие улыбки.
— Индюк ты ощипанный! «За квартиру не платим»… — Капитан «Летучего Голландца» взял ручку. — Сколько он у тебя в этом месяце занял?
— Ну, пять.
— У меня семь с полтиной. У Кобзикова шесть. Что получается? Восемнадцать и пять десятых? Теперь, ты ему два дня помогал рыть? Помогал. Работник из тебя плевый, но, допустим, два с полтиной в день ты заработал. На мерине бревна три раза привозил? Любой дурак взял бы с него по трояку. Я ему электропроводку делал и воду подводил. За коммунальные услуги не менее десятки. Приплюсуй еще десятку, которую ты ему чуть было не отдал.
— Сминусуй стоимость петуха, которого мы чуть было не съели.
Но Ким всегда был неуязвим для иронии.
— Для нашей клетки это неплохо?! Если помножить эту сумму на число квартир, то получится около четырехсот рублей. Заработок профессора! Таких хозяев действительно поискать.
— Если возвысить эту сумму в квадрат, то можно достигнуть еще более поразительных результатов.
— А ты смог бы?
— Получше тебя.
— По-моему, это для тебя непосильная задача.
— А сам-то? Двух слов связать не можешь. Ванек!
— А по харе не хочешь?
— Хочу.
— Ну, иди, я тебе дам.
— Иди ты. Уж это у меня лучше получится.
— Индюк ощипанный! Ему перышки выдергивают, а он еще и благодарит.
— А ты свинья неблагодарная!
— А ты пес-подхалим.
— Повтори!
— Сенбернар!
Я швырнул ботинок, но промахнулся. Ким запустил в меня подушкой. Полетел пух. Мы кинулись друг на друга.
— Болваны! — заревел Вацлав Кобзиков, бросаясь грудью на только что вычищенный и отутюженный костюм. — С ума посходили? Два часа чистил, и опять чисть? Мумии египетского фараона!
На днях греку его рок опять подстроил гадость. Видно, он все же подслушал наш разговор в ресторане. В самый разгар поисков дочери министра рок напустил на Кобзикова вирусный грипп. Врач под страхом вечной глухоты и менингита запретил Вацлаву появляться на улице в течение недели.
Два дня Вацлав метался по комнате, как тигр, пойманный в ловушку в тот самый момент, когда он уже настигал трепетную лань. Потом грек смирился. Он попросил у меня стопку бумаги, химический карандаш, копирку и уединился в уголке. Я, грешным делом, подумал, что Кобзиков засел за диплом, но через два часа Вацлав попросил меня расклеить на остановках городского транспорта объявление следующего содержания:
При этом ветврач сказал:
— Если Магомет не может прийти к горе по причине вирусного гриппа, то гора придет к нему сама.
— Чепуха, — сказал я, прочитав это объявление. — Ничего не ясно: где потерял, что потерял и кто потерял. И потом, может быть уже год никто ничего не терял.
— Ты не знаешь женщин, — усмехнулся грек. — Они страшные растеряхи. А психология? Ты не знаешь психологии женщин. Даже если женщина ни чего не потеряла, она все равно придет посмотреть.
Сейчас Вацлав готовился к приему первой посетительницы. Он проспал и теперь в одних трусах метался по комнате, одновременно бреясь, выдавливая прыщи и гладя костюм. С минуты на минуту могла войти девушка с остреньким носиком и сказать: «Я потеряла сумочку. Мой папа — министр».
Раздался стук в дверь.
— Это ко мне! Не пускайте! — пискнул грек и юркнул за шкаф.
Вошла Тина. Она с удивлением осмотрела комнату.
— Мальчишки! Что случилось? Вы похожи на петухов.
— Подсчитываем чужие доходы, — пробурчал я,
— Чьи?
— Егор Егорыча. Тина улыбнулась:
— Ну, какие у него доходы…
— Четыреста рублей в месяц, вот какие, — ответил капитан, косясь на меня.
— Четыреста? — Тина заинтересовалась. — Откуда же? Он ведь бедно живет. — Мне его иногда жалко становится.
— Вот-вот. Жалость — его основной капитал. Не удивлюсь, если у этого кровопийцы на книжке тысчонок пять окажется.
Тина вздохнула.
— Нам бы с тобой, Кимочка, эти деньги, мы бы купили сервант. Я сегодня видела в комиссионном. Чешский. Прелесть!
— Только серванта и не хватало, — пробурчал капитан. — Ну, хватит болтать! За работу!
— Работа… Работа… Работа… Мы когда-нибудь пойдем в театр? Сейчас как раз приехал московский. А, капитан?
Восемьсот на тридцать пять и плюс восемнадцать, — пробормотал Ким в ответ.