Гуд бай, стервоза!
Шрифт:
— Молчать!!! Дерьмо цыганское…
— Я только…
Раздался глухой удар — он двинул ей в челюсть изо всех сил. Я не видел Гоби из-за его спины, но слышал, как она громко вскрикнула. Громко и страшно.
— Будешь говорить, когда тебя спросят!
Теперь он произносил фразы отрывисто, как инструктор, натаскивающий собаку. От ненависти к нему у меня потемнело в глазах и переклинило в мозгу.
— Ты поняла меня, шваль?!
— Да что ж тут не понять, — сплюнула Гоби.
— Дура, — бросил мужик в пальто, — ты что, думала, мы не знали, что ты снова
Гоби молча смотрела на него снизу вверх, высоко задрав подбородок — нагло и уверенно.
— Кто тебя подослал?
Гоби не шелохнулась.
— Я задал тебе вопрос.
Он снова размахнулся и двинул ей висок; на этот раз я видел, как мотнулась ее голова и брызнула кровь из ноздрей; она запрокинула голову.
— Откуда у тебя информация?
Гоби молчала; я откашлялся.
— Эй, послушайте, — позвал я, — сэр!
Он обернулся и посмотрел на меня. На тот раз он держал фонарь низко, и я смог впервые разглядеть его. Его лицо было похоже на картофелину — розовое, безволосое, абсолютно ничем не примечательное — лицо учителя воскресной школы. И это было самое страшное. Он был почти ровесник моего отца или немного старше, но его бесцветное лицо, ничем не выдающиеся черты и пустые глаза не позволяли точно определить его возраст. Он был похож на восковую фигуру — то ли молодой актер, которого загримировали под старика, то ли слегка подкрашенный перед похоронами труп.
— Сэр, послушайте, мой отец — адвокат, — затараторил я. — Если бы он узнал, что я здесь, я знаю, он заплатил бы вам столько, сколько бы вы попросили, только отпустите нас — меня и эту девушку. Если вы позволите мне позвонить, уверяю вас, я все устрою.
Человек с мертвыми глазами смотрел на меня пустым взглядом. Я слышал, как в его руке тихо позвякивает цепь.
«Сейчас он меня ударит. Так же, как бил Гоби. И разнесет мне лицо на фиг этой своей цепью…»
Но он снова отвернулся, словно и не слышал меня. Словно ему просто послышался какой-то шорох… Он снова впился взглядом в Гоби.
— Итак, кто тебя послал? — спросил он.
— Я пришла сама, — прошипела она.
— Кто тебя тренировал?
Гоби ответила что-то на литовском и вдруг резко подалась вперед и изо всех сил плюнула ему в лицо.
Человек выпрямился и замер. Я почувствовал, что готов немедленно упасть на колени и умолять его сохранить Гоби жизнь. Я готов был предложить ему все, что у меня есть, все, что угодно, только бы он не убивал ее!
Но он только опустил цепь, тяжело вздохнул и, вытерев со лба пот, отвернулся и отправился вверх по лестнице.
— Эй! — позвал я, глядя на Гоби. — Как ты там?
Вопрос, конечно, был глупее не придумаешь, но как еще можно было начать разговор? Я и не ждал от нее никакого ответа, но, спустя минуту, она подняла голову и посмотрела на меня. Я затаил дыхание. Я слышал, как она шевелится и скребет ногами по полу.
— Я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня, Перри. — Ее голос был низким; она с трудом говорила. — Ты слушаешь меня?
— Да.
— Этого человека
— Ты что, знаешь его?
— Мне известна его репутация. Через пару минут он вернется и будет меня пытать.
— А что он до этого, по-твоему, делал?
— Да ничего, это были цветочки.
— И что же он будет делать?
— Ну, возможно, начнет с того, что будет выдирать у меня ногти, по одному, и я хочу, чтобы ты приготовился.
— К чему приготовился?
— Если тебе представится возможность бежать, беги. Беги и не оглядывайся.
— Ты что, думаешь, я оставлю тебя здесь, когда тебе будут выдирать ногти?!
— Ну, может, не ногти, а зубы, — сказала она. — Это его специализация. Ходят слухи, что раньше в Румынии Славин был дантистом, а теперь зарабатывает себе на жизнь пытками, выбивая из людей правду.
— А почему бы просто не сказать ему то, что он хочет знать?
— Не люблю таких. И не люблю поддаваться на угрозы и насилие. — Она помолчала. — А еще я думаю, что он все равно меня убьет.
— Почему?
— Потому что это тоже его специализация.
Мы сидели, молчали и слушали, как капает вода из труб. Я думал о том, как же ей, наверное, больно сейчас, если она вообще что-то чувствует.
— Он тебя заграбастал на Восемьдесят пятой улице? — спросил я.
Она кивнула.
— Я вернулась к машине, ты был уже без сознания, те двое парней ждали меня. К тому времени, как я их заметила, было слишком поздно.
— Прости, я подставил тебя, — сказал я.
— Да ладно, ты ж ничего не мог сделать…
— Неправда, — сказал я, — мне надо было быть внимательнее.
— Ты сделал все, что мог, — сказала она. — Ты же не воин, Перри, и не солдат. Не больше, чем я — студентка по обмену.
Теперь тишина, повисшая между нами, была какой-то другой. Сближающей, почти нормальной, как будто мы вели беседу и вдруг решили немного помолчать.
— Гоби…
— Я не хотела говорить тебе ничего из этого, — сказала она очень тихо, — но хочу рассказать сейчас. Я все тебе расскажу.
— Я видел фотографию в твоей сумке, — сказал я, — ты и еще одна девочка… Она же твоя сестра, да?
— Была.
— И как ее звали?
— Гобия.
— Что?
— Она была Гобией номер один.
— Той, которая умерла?
Гоби кивнула.
— Пять лет назад мы с ней вместе отправились автостопом через Чехию. Однажды вечером она познакомилась в клубе с мужчиной и отправилась в его номер в отеле. Я очень устала тем вечером и осталась у себя.
Ее голос становился все тише, печальнее и отстраненнее; в нем звучало сожаление.
— Если бы я только пошла с ней в бар тогда! Все могло быть иначе. А так она больше не вернулась.
— Что с ней случилось?
— Нашей государственной полиции ничего не удалось разузнать. По своим собственным каналам я начала собирать информацию и нашла свидетельства того, что ее увезли в Америку в числе других людей в качестве живого товара. Ее похитители обкалывали ее героином, пока она не подсела и не стала наркоманкой.