Гувернантка из Лидброк-Гроув
Шрифт:
С сундучком в руках я покинула неприветливый дом Мэллоунов, и, выйдя за большие кованые ворота, сразу окунулась в сгущающийся холодный сумрак севера. Мрак заполнял также мою душу, и я все время сквозь слезы повторяла: «Как несправедливо, как несправедливо со мной поступили! Обвинили в проступке, которого я не совершала, и выгнали, словно уличную собачонку!».
Острее всего меня задело именно ложное обвинение в попытке соблазнения хозяина. Я понимала, что мне будет трудно оправдаться – общество поверит именно уважаемому мэру Эрглтона, а не моим словам, и слуги, скорее всего, выступят с показаниями в его пользу. Бесправной гувернантке нечего было
Мой путь лежал в гостиницу «Корона», где останавливались все дорожные кареты в Эрглтоне. Но поскольку я недавно поселилась в пригороде, то еще плохо знала окрестности города и потому очень скоро сбилась в сумерках с дороги, свернув в неверную сторону, и забрела в густой лес. Вдобавок пошел дождь, перешедший в сильный ливень. Моя ненадежная одежда быстро намокла под непрерывными потоками воды, и промозглая сырость добралась до костей. Болезнь не замедлила вернуться в мое измученное тело, и озноб снова начал сотрясать мои конечности.
Мое сознание все больше мутилось, кашель с удвоенной силой принял терзать мою грудь. Мои руки неуклонно слабели. Не помню где и как я обронила сундучок, в котором находились все мои вещи и последние четыре шиллинга. А лес все не кончался, и мне мерещились призраки мертвых людей среди низких дубов и голых чахлых рябин, которые призывно махали мне истлевшими руками, приглашая в свою компанию. Дождь прекратился, но это мало чем облегчило мое положение. Моя мокрая одежда не могла высохнуть без огня, ночной холод все больше усиливался.
Я поняла, что без посторонней помощи погибну, и без сил упала на большой валун. В этом безлюдном лесу кто придет ко мне на помощь? Но я покорно приняла волю Всевышнего и, подняв глаза к темному беспросветному небу, прошептала: «Господи, я принимаю то тяжелое испытание, которое Тебе было угодно послать мне и возьми меня в свою Обитель, если на земле нет никого, кто был бы согласен приютить меня».
Как только эти слова произнесли мои уста, послышался стук копыт: кто-то спешил домой, мчась на быстром коне по наезженной тропинке. Я собрала последние силы, чтобы воззвать к случайному всаднику, который проезжал мимо меня и воскликнула:
– Помогите мне! Я умираю!!!
От неожиданности конь заржал и взвился на дыбы. Его всаднику стоило некоторого труда успокоить его, и тогда он обратил свое внимание на меня.
– Господи, Эмма, что вы делаете в лесу далеко от поселения?! – раздался знакомый и бесконечно дорогой мне голос.
Все во мне задрожало от радости при звуке этого голоса, даже болезнь на время потеряла надо мной свою власть.
– Дориан?! Дориан, это вправду ты?! – прошептала я, все еще не веря своему счастью.
– Я еду в принадлежащее мне поместье Торнбери кратчайшей дорогой, - объяснил свое появление баронет Эндервилль и тут же тревожно снова спросил меня: - Но, Эмма, что заставило тебя находиться в лесу?
– Мэллоуны отказали мне от места, - стыдливо призналась я. – Я хотела уехать в Лондон, но сбилась с дороги.
– Как это бесчеловечно выгнать слабую девушку в такую ненастную погоду! – с негодованием произнес Дориан, и его спасительные руки тут же подняли меня на лошадь. Он прижал меня к себе так нежно и бережно, как мать обнимает свое дитя и прошептал: - Не волнуйся, дорогая! Я больше никому не позволю тебя обидеть.
После этих его
» Глава 14
Два первых дня моего пребывания в поместье Дориана под названием Торнбери прошли в жару и в беспамятстве. Я только изредка с трудом улавливала обрывки разговоров возле своей постели, но не могла понять, кто именно из собеседников навещал меня. Помню, как большие язычки пламени ярко пылающего камина моей спальни вырывались из ажурной решетки и при их свете большие видневшие на стене тени хлопотавших возле меня людей казались огромными призраками, не принадлежащие земному миру. В то время я в самом деле находилась на грани смерти, и только искусство вызванного Дорианом из Эрглтона врача вернуло меня к жизни.
На третий день мне стало немного лучше, и я уже не проваливалась без конца в черную пропасть без сознания. Лечивший меня по приглашению Дориана доктор Льюис Харпер громко выразил удовлетворение моим состоянием.
– Через пару дней я поставлю вас на ноги, мисс Линн, - заключил он.
Я хотела его спросить, сколько времени уже нахожусь в постели, но моя слабость оказалась столь сильной, что я смогла лишь беззвучно пошевелить губами.
– Не напрягайтесь, мисс Линн, - предостерег меня мой врач. – Всему свое время, и вам лучше поберечь себя. Тогда вы скорее поправитесь.
Я послушно склонила голову, и доктор Харпер засобирался домой. Но на выходе из комнаты его перехватил человек, который волновался за мое здоровье еще больше, чем я.
– Как мисс Линн, доктор Харпер? – тревожно спросил Дориан. Он не осмеливался войти в мою спальню, щадя мою девичью скромность и уважая правила светского приличия, но эта сдержанность при его пылком темпераменте дорого стоила ему.
– Кризис миновал, и жизни моей пациентки больше не грозит опасность, - довольным тоном ответил Льюис Харпер. – Пусть больная продолжает принимать микстуры, которые я ей прописал и через два, самое большое через три дня наступит заметное улучшение.
– Слава Богу! Я скажу экономке Ханне Эббот, чтобы она продолжала выполнять ваши предписания, – с облегчением вздохнул хозяин Торнбери. – Идемте в мой кабинет, доктор, я выпишу чек суммы вашего гонорара.
– Вы уже второй раз платите мне, вы очень щедры, баронет Эндервилль, - с признательностью сказал доктор.
– Пустяки, - ответил на это Дориан. – Мисс Эмма Линн – подруга моей кузины и мой давний друг. Деньги ничто по сравнению с ее жизнью!
Молодой баронет сказал это с таким чувством, что я ощутила в душе то долгожданное радостное тепло, как если бы он пылко обнял меня. Шум шагов хозяина поместья и моего врача, спускающихся по лестнице на первый этаж, стих, а я продолжала со слезами радоваться проявлениям очевидной привязанности Дориана ко мне. Недаром я вытерпела множество мучений в доме Мэллоунов; судьба наконец-то вознаградила меня близостью к моему любимому и возможностью слышать его дышащие нежностью ко мне речи.