Гувернантка из Лидброк-Гроув
Шрифт:
– Ох, Том, мне так жаль! – вырвалось из моей груди, и я порывисто прижала его к себе.
– Ничего, я сам хотел уехать из дома, повидать другие места и города, - шмыгнув носом, мужественно произнес мальчик.
– Это речь настоящего мужчины, - одобрительно сказал Дориан, и пожал Тому руку. – Если тебе в будущем понадобится помощь, Том Меллоун, обращайся ко мне.
– Спасибо, сэр, - расцвел улыбкой Том.
Дальнейшему нашему разговору помешало появление горничной Сары, которая временно присматривала за мальчиком. Она тоже очень обрадовалась при виде меня, но торопливо сообщила, что миссис Меллоун срочно требует сына к себе. Тому ничего не оставалось, как уйти с Сарой, а Дориан и я смотрели им вслед и надеялись, что у Тома в будущем будет все хорошо.
»
Читатель, моя радость от ежедневного общения с Дорианом все росла, пока не стала безграничной, и все же я не забывала о своих прежних дружеских предпочтениях, которые испытывала в своем более счастливом и беззаботном прошлом. При первом удобном случае я написала письма своему кузену Джону Уилсону, директрисе Лидброк-Гроув миссис Леннокс, и, конечно же, моей дорогой подруге Фанни и благородной леди Амелии, которая всегда по-матерински пеклась обо мне. В пространных посланиях я постаралась уменьшить горечь испытаний, которые выпали на мою долю в Ланкашире, не желая, чтобы они ощутили чрезмерную печаль из-за моих страданий. И все же мои друзья горячо откликнулись на мою исповедь о моей нелегкой участи гувернантки Мэллоунов, адресованную им. Кузен Джон и миссис Леннокс откровенно радовались тому, что я нашла надежный приют в доме такого великодушного джентльмена, каким был баронет Дориан Эндервилль. А участие ко мне леди Амелии и Фанни оказалось столь велико, что они отправились на Рождество в поместье Торнбери навестить меня, оставив в Лондоне малыша Гарри, которого Фанни недавно родила на попечение кормилицы и опытных нянек. Молодой виконт с пониманием отнесся к желанию своей юной супруги совершить зимнюю поездку на север, зная, как сильно она ко мне привязана, тем более, что Фанни ехала в сопровождении своей матери.
Их приезд не вызвал никакого возражения у Дориана – он всегда был рад принимать милых его сердцу родственниц в своем поместье. И, как я узнала впоследствии, он сам тайно написал леди Лэндон, прося ее приехать в Торнбери с целью ободрить и поддержать меня в нелегкое для меня время, и заодно желая придать моему пребыванию в его холостяцком доме благопристойный вид.
И вот звук колес многочисленных экипажей возвестил о приезде новых обитателей поместья. С долгожданным прибытием леди Амелии и Фанни Торнбери наполнился оживленной суетой, поскольку с ними приехало много прислуживающих им камеристок и слуг.
– Эмма, Эмма, наконец-то я увиделась с тобой! – ликующий звонкий голосок моей подруги прервал утреннее чаепитие, но я нисколько не жалела об этом, с радостью обнимаясь с порозовевшей от мороза Фанни. Она как всегда выглядела цветущей и жизнерадостной; недавние роды прошли у нее легко и вовсе не сказались неблагоприятным образом на ее самочувствии.
Фанни засыпала меня градом вопросов и тут же возбужденно начала пересказывать столичные новости и делиться впечатлениями о своем заграничном путешествии с молодым мужем. Скоро к нам в малой гостиной присоединилась леди Амелия и с доброй улыбкой ответила на мои вопросы о сэре Джордже. Как оказалось, прения в Парламенте занимали все его время, и он оказался чрезвычайно занятым даже в рождественский праздник. Под конец, леди Амелия и Фанни отправились отдыхать после дороги, а я пошла в большую гостиную, зная, что в ней находится баронет Эндервилль, который только что принял посетителя из Эрглтона, который искал его покровительства.
Этот городской стряпчий уже ушел, и я могла удовлетворить свое желание увидеть Дориана. Он читал у горящего камина свежую газету, желая быть в курсе последних новостей в стране, а у его ног примостился верный желто-пегий пойнтер, неотрывно глядевший ему в глаза. Я невольно пожалела, что не могу так же часами лежать возле ног самого лучшего мужчины в мире, как этот пес, и прикасаться к его руке и коленям, не опасаясь общественного порицания.
Наверное, мое дыхание стало слишком взволнованным, потому что Дориан быстро оторвался от газеты
– Эмма, как хорошо, что ты заглянула ко мне, у меня есть все тот же вопрос, который я всегда задаю тебе – как ты себя чувствуешь?
– Мне уже гораздо лучше, мистер Эндервилль, я полностью здорова! – поспешила заверить я его, втайне ликуя от его нескончаемого внимания к моей скромной персоне.
– Меня это очень радует, - с видимым облегчением произнес Дориан. – Как хозяин Торнбери я должен дать традиционный рождественский бал для дворян округи. Но как я смог бы играть роль радушного хозяина, если бы мой маленький друг по-прежнему страдал от болезни в своей спальне. Если бы он не присутствовал на балу, то я бы препочтел преданно ухаживать за ним, чем весело танцевать со своими гостьями бальные танцы.
– Я достаточно окрепла, чтобы тоже находиться в числе остальных гостей, - твердо заявила я.
– Это для меня самый лучший подарок – ваше присутствие на балу моего поместья, - тихо сказал Дориан, преданно глядя на меня.
Я опустила глаза - моя девичья скромность не позволяла мне выдать удовольствие, которую во мне вызвали его слова. Червячок сомнения продолжал грызть меня. Слишком разным было наше социальное положение, и благоразумие твердило мне, что я напрасно желаю достичь нечто большего в отношениях с тем, кого выбрало мое сердце. Мне, нищей скиталице, никогда не стать женой столь блистательного джентльмена, каким был баронет Дориан Эндервилль. К тому же он никогда не признавался в любви ко мне, и твердил только о дружеских чувствах.
Дальнейшие события, произошедшие на Рождественском балу, только укрепили сомнения, что я значу для Дориана нечто большее, чем подруга его любимой кузины. Но сначала Надежда еще раз поманила меня своим радужным крылом и ободрила робкое сердце, бьющееся ради баронета Эндервилля. Накануне меня посетил сладкий сон, в котором сбылись мои заветные мечты и Дориан вел меня под руку как спутницу всей своей жизни. Голуби порхали над нашими головами, друзья и родственники бурно приветствовали нас и поощрительно улыбался нам священник. Я замерла в предвкушении поцелуя, которого желала с тех пор, как влюбилась в принца своей мечты. Уста Дориана немедленно коснулись моих трепещущих губ, и я утонула в неземном блаженстве этой ласки, которую мог подарить только он – самый лучший джентльмен Англии!
На этой чудесной минуте сон прервался, но он был настолько осязаемым, что поначалу было трудно разделить сновидение и явь. Под его влиянием я, как маленькая девочка, весь день подготовки к рождественскому балу находилась в приподнятом настроении ожидания сбывающейся сказки. Леди Амелия привезла мне в подарок чудесное бальное платье из атласа белого цвета, делающее мою изящную фигуру еще более грациозной и воздушной. Камеристки матери Фанни по ее распоряжению провозились со мной чуть не весь день, стараясь сделать из меня некое произведение искусства, неотразимое в мужских глазах и приятное для всех ценителей красоты. Но я отказалась от тяжелых драгоценностей и пожелала украсить свою высокую прическу оранжерейными цветами, а шею шелковой ленточкой с медальоном из гагата с изображением белой розы – подарком Фанни, который она приобрела для меня в Италии. Леди Амелия при первом же взгляде на меня одобрила мой выбор, а Фанни с восхищением сказала, что я в своем бальном наряде похожа на неземную фею.
Немало ободренная их похвалами, я с нетерпением начала ожидать начала бала и новой встречи с Дорианом. Ночная тьма окутала Торнбери, но бальная зала, заполненная людьми, была светла, словно яркое утро летнего дня в период солнцестояния. Зная, что Торнбери готовится к приезду многих посетителей, леди Амелия предложила Дориану свою помощь в приеме гостей, но он с улыбкой отказался, говоря, что сможет справиться без ее помощи, и предложил ей беззаботно наслаждаться его гостеприимством.
Мы несколько припозднились из-за того, что Фанни никак не могла остановить выбор на бальном платье из своего многочисленного гардероба и отвергла прежний наряд в самую последнюю минуту перед нашим выходом из отведенных нам покоев. Наконец она облачилась в прелестное сиреневое произведение парижских модисток, и в моих глазах это был удачный выбор, оправдывающий нашу общую задержку.