Гвенделл, лучший ученик
Шрифт:
Начинал накрапывать дождь. На траву стали падать первые холодные капли. Прежде чем скрыться за обшарпанным углом дома, Гилберт заметил, как Фуфел закурил нового “сомика”.
Вскоре дождь уже гремящим потоком барабанил по брусчатке площади и жестяным навесам крылец. Буйная вода разрывала воздух. Густо пахло мокрой землей. Свинцовое небо прорезала яркая белая вспышка, освещая улицу почти дневным светом. Через несколько секунд ей откуда-то издалека страшным низким басом отвечал раскат грома. С исполинской
Это природное безумство отзывалось в Гилберте громким эхом. Ему хотелось творить бесчинства, танцевать и кричать под этим яростным ливнем. Кровь кипела в жилах, душа рвалась наружу, в сердце шторма. Ему даже показалось, что в эту минуту он способен на все, даже взлететь!
Он вскочил на залитое дождем крыльцо, ощущая себя таким же быстрым и легким, как дождевые капли, и зашел в дом. Шум воды и гром остался снаружи.
Коридор тонул в полумраке. Гилберт замер и прислушался, дома ли папа. Стояла полная тишина. Только дождь барабанил в окна.
Берт выдохнул и скинул промокшую куртку. Затем шмыгнул из коридора в гостиную, чтобы оттуда вбежать по лестнице в свою комнату.
И тут же застыл.
В гостиной стоял отец. Он прислонился к окну, скрестив руки на груди и глядя на улицу. Стекающая по стеклу вода играла светом и тенью на его хмуром лице. За последние годы он заметно постарел. Морщины углубились, на висках и в бороде пробилась седина.
Папа обернулся и посмотрел в покрасневшие глаза Берта.
– Мало того, что ты сбежал, так еще и курил.
– Это песок мне в глаза попал! – воскликнул Гилберт. – Честно!
– Сработало бы, живи мы на побережье, – сухо говорил папа. – Зачем ты врешь?
– Это правда песок! Видишь, как я их тер? Сильно тер!
Отец угрожающе приблизился. Берт попятился.
– Песком. Вот как. Слишком пахучий песок. Дурной даже. Да от тебя за версту этой дрянью несет. Я тебя сперва учуял, а потом только услышал.
Гилберт молчал, тяжело дыша. Он уже приготовился дать деру, если…
“Окровавленный нож. Чуму порешал.”
–Я запретил тебе уходить, – говорил папа с нарастающей злостью. – Я запер тебя на замок. А ты? Вылез через окно? Ради чего? Ради дури? Из-за которой у тебя уже были проблемы!
Берт впервые видел его таким рассерженным. В его глазах, кроме горечи, читалось еще и разочарование. Любого другого на месте Гилберта уязвило то, что он подвел единственного родителя.
Но никого другого на его месте быть не могло.
В нем распалялась чистая ярость, ему хотелось выпустить ее. Наконец-то выпустить! За все! Почему чужак, который вздумал считать себя его отцом, может запирать дома?! В голове Гилберта эхом отзывался тот дикий шум дождя и грома. Он сам чувствовал себя молнией –
– Что хочу, то и делаю, понял?! – выкрикнул Берт. – Я уже взрослый, у меня должна быть свобода!
–Такая свобода сведет тебя в могилу, – папа шагнул еще ближе, Берт отступил и наткнулся на подлокотник кушетки. – Правда думаешь, что ты единственный в мире ребенок, кто ее хочет? Свобода – это огромная ответственность, а не курение дури по углам непонятно с кем!
– Я не ребенок! Я хочу так жить, мне нравится так жить! Если ты будешь и дальше меня запирать, я каждый раз буду вырываться тебе назло!
– Наркотики – это яд! – папа уже кричал, и у Берта все внутри сжималось от ужаса. – Он тебя убьет! Ты этого хочешь?! Закончить жизнь в канаве?!
– Я сам решу, где и как заканчивать! – Гилберт пытался перекричать его, но горло стискивала боль. Глаза обжигали слезы. – Сам! Пошли вы все на*уй! Думаете, что если вы старше меня, то сразу самые умные?!
Отец едва сдерживался, чтобы не схватить его за шкирку и не посадить в комнату с решетками на окнах. Он взял Берта за плечо, но тот стряхнул руку и отскочил.
– Это был первый и последний раз, когда я пускаю тебя домой! – рявкнул отец, и Гилберт втянул голову в плечи. – Если еще раз ты выйдешь без разрешения, ты не войдешь в него больше никогда, пока не поумнеешь! Ты меня понял?
– Не понял! – крикнул Гилберт, схватил с кушетки подушку и швырнул на пол. – Буду делать, что хочу! Ты меня не удержишь! Я не хочу жить, как ты говоришь! Не хочу!!! И не собираюсь вырасти похожим на тебя, мать или еще кого-то! Ни за что!!!
Отец замолк, ошарашенно глядя на него.
–Ты понятия не имеешь, что она для тебя сделала, – сказал он дрожащим голосом. – Ни малейшего. Не смей больше так о ней говорить.
– А то что? – выпалил Гилберт. Кулаки чесались что-то разбить, сломать или порвать. – Что ты мне сделаешь, а? В подвале запрешь? На цепь посадишь? Да мне похер! Я не хочу быть похожим на тебя и на мать, потому что вы оба ничего не ст…
Голова резко мотнулась вбок, и тут же комнату огласил звонкий шлепок и грохот молнии. Гостиную осветила вспышка. Бледный след отцовской ладони на щеке загорелся болью и покраснел.
Берт чуть не рухнул на пол, но успел ухватиться за спинку кушетки. Он прижал руку к щеке, распахнул глаза и уставился на отца.
Тот смотрел на него с таким же удивлением и страхом.
– Кнопка, прости…
Гилберт скрипнул зубами и ринулся на лестницу.
– Кнопка!
Но Берт бежал к своей комнате, тяжело дыша от раздирающей боли в горле. Перед глазами плыло. Он ненавидел сейчас все на свете.
– Кнопка, я не хотел, прости!
Последнее слово оборвал громкий хлопок двери.