Ханморская Древучесть

Гутиева Анна

– Ну да, а потом вы чай попьете, а потом полдник, а потом еще и еще. Знаем, – скривился плюхель.

– Нам разве надо идти, куда сказала эта птица? По-моему, она не в ладах с собой, не думаю, что надо ее слушать, – усомнилась древока.

– Слушай, ее отношения нас не касаются: пока Фонла себя клюет, мы с тобой идем дальше.

Душаня опять рванула в сторону и, ее белые лохмы мелькали между деревьев.

– Опять, – простонал плюхель. – слова ей не скажи.

И побежал вслед за ней.

Душаня мчалась за зелеными огоньками:

они не маячили на одном месте, а вполне определенно, струйкой лились вперед.

Солнце ослепило древоку. Рассыпушки померкли. Лес оборвался на необъятной поляне. Плюхель подбежал и ахнул:

– Как мы найдем наши книги, их же тут миллион?!

Поляна была уставлена книжными стеллажами. Нижние полки терялись в траве и цветах, стенки стеллажей зеленели от мха. Солнечные лучи подсвечивали связки книг, аккуратными стопочками пылившихся на стеллажах. Плюхель подошел поближе к ближайшим полкам и попробовал снять оттуда книгу. Бесполезно: книги были словно влиты в стеллажи.

– Смотри, там башня.

Душаня следила за побледневшими рассыпушками. Они летели сквозь книжные полки к башне, верхушка которой терялась в облаках.

– Может, и нам туда же?

– Тише-тише, ты ведь не дернешься за ними без меня? – прищурился плюхель. – Мы же теперь вместе.

– Ты не командуй только сильно, а то у меня в животе сразу бурчит, – попросила Душаня.

– Бурчит у тебя от голода: у Волнушки ты почти ничего не съела. Ничего, пошли в башню, может, там будет и Белая Бабу и еда.

– Ну, вот снова.

– Бурчит?

– Да.

Вдалеке заскрипела дверь, раздался хриплый кашель, а затем жуткое завывание. Древока и плюхель переглянулись и не раздумывая, рванули обратно в лес. Только леса уже не было: книжные полки, книжные полки, книжные полки. За беглецами, куда бы они не свернули, шоркали шаги. Порой совсем рядом раздавалось завывание, пробирающее до костей. И только неровные ряды книг скрывали преследователя.

Плюхель остановился. Душаня уткнулась ему в спину. Оба тяжело дышали. Он оглянулся и толкнул древоку на нижнюю полку одного из стеллажей. Душаню скрыла густая трава, сквозь которую было видно, как плюхель залез в шкаф напротив и замер.

Завывание прекратилось. Осталось одно пыхтение и одышка. Приближалось. Наконец, из-за книжных полок показалась старуха. Вокруг нее облаком развевались полуистлевшие лохмотья и длинные белые космы. Глаза ее были завязаны замызганной повязкой. Старуха шарила впереди себя трясущимися руками и клацала выпирающим из отвисшей губы зубом. «Почти сгнившая ведьма – преотвратное зрелище. Айя-майя, кажется, у меня сердце перестало биться» – Душаня попыталась вздохнуть, но внутри все окаменело от ужаса. Старуха остановилась, поправила сползшую с глаз грязную тряпицу и принюхалась:

– Деточки, я слышу ваше пугливое дыхание. Я чую, насколько липким стал страх. Бесполезно. Выползайте.

Плюхель выскочил из укрытия. Он выдернул Душаню

наружу и потащил прочь от старухи. Они понеслись мимо стеллажей, не разбирая дороги.

– Фонла, птичка моя, они живые и бегают! – капризно заныла старуха.

Поляну накрыла тень черной птицы. Двуглавая Фонла уселась на стеллаж прямо над тем местом, где переводили дыхание древока и плюхель.

– Сюда, Бабу, – гаркнула птица, – прячутся тут, крысята. Вас вежливости, что ли, не учили, гаденыши? Пришли на чужую поляну – поздоровайтесь с хозяйкой. Бабу, ты где?

Бабу наконец доковыляла. Увидев ее, Фонла раздраженно взвыла.

– Бабу, провались ты пропадом, на кой опять эта повязка?

– Грозная Бабу, птичка моя. Я – Грозная! – поворачиваясь на голос Фонлы, ухмыльнулась Бабу. – Ну, где мои аппетитные крошки?

– Слева, – мрачно буркнула двуглавая птица. – Я сказала: слева! – рявкнула она, когда Бабу повернула в другую сторону.

– Но нам нужна Белая Бабу, – сказал плюхель.

– Кто такая? Ты слышала, Фонла моя, про какую-то Белую Бабу? – хихикнула старуха и потерла костлявые руки. – Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас?

Бабу нашарила плюхеля и тут же брезгливо отдернула руку.

– Брр, ты чего склизкий такой, голубочек?

Потом осторожно прикоснулась к древоке и удовлетворенно кивнула:

– Пуховая. Милое создание.

– Вы отдадите книги нашего прошлого? – спросил плюхель.

– Отдам, чего ж не отдать. Полки занимают, пыль собирают. И читать неинтересно, хрю-мухрю всякое, никаких героев, никаких подвигов и отрубленных голов. Что предпочитаете на обед: жареное, сладкое, вяленое, маринованное или, может, в шоколадной глазури? Хм, малиновый сироп, а? Хи-хи, – мерзко захихикала старуха, а потом, подавившись, закашлялась.

Фонла закатила глаза и шлепнула кончиком крыла по спине Бабу.

– Спасибо, Фонла, – кивнула Бабу, нисколечко не растеряв своего достоинства. – Так что, ягодка моя, пойдешь на малиновый сиропчик? – кивнула Бабу стеллажу позади древоки. – А ты, ненаглядушкин мой, – обращаясь к другому стеллажу, хихикала Бабу, – будешь окружен тушеной картошечкой.

– Да сними ты свою повязку, – раздраженно прошептала Фонла.

– Не-а, так пугливее, – скривилась Бабу и демонстративно поправила свою тряпицу на глазах. – Продолжим.

– Спасибо, мы только что поели. Нам бы книги забрать, – осторожно объяснил плюхель.

– Фонла!!! – завизжала Бабу. – Они не по сценарию! Унеси их. Быстро! – старуха затопала ногами.

Белые космы всполохнулись вокруг нее нервными змейками.

Вторая голова клюнула первую, Фонла взмыла в воздух, схватила когтями обеих путников с травой и комьями земли и понеслась над книжным лабиринтом. Она летела прямиком к башне. На коричневых резных стенах не было видно ни окон, ни дверей. Только в самом низу неуклюже примостилось крылечко, рядом с которым уже стояла Бабу и изо всех сил давила на какой-то выступ в стене.