He как у людей
Шрифт:
— Ого, — говорит молодой парень на другом конце линии, не переставая стучать по клавиатуре. — Похоже, вы что-то качали, будто завтра мобильный интернет отменят.
— Ничего я не качал.
— Так, дайте-ка взглянуть… Я тут вижу семь часов, начиная с… так, погодите, промотаю… э-э-э… с двух часов семи минут прошлой ночью.
— Это невозможно! — выпаливает Кевин. — Очевидно, произошла какая-то ошибка. Или меня взломали. Да, наверняка это хакеры.
— Хотите начать расследование?
— А не могли бы вы просто проверить еще раз?
— Погодите. А еще какие-нибудь номера привязаны
Ну да, привязаны. Целых четыре. Грейс. Джерард. Нуала. Эйдин.
— Твою ж мать…
— Прошу прощения, сэр?
— Моя жена, сын и дочери.
— А вы у них не спрашивали? Похоже, кто-то… так, сейчас посмотрю, с какого номера был перерасход… ага, вот он… последние цифры — 098.
Аллилуйя! Кевин немедленно забывает о своей нелюбви к цифровым технологиям. Он их обожает! Именно цифровые технологии помогут ему отыскать пропавшую дочь.
— Но почему так дорого?
— Погодите. Поставлю вас пока на ожидание.
Прямо в ухо Кевину гремит регтайм, но он не слушает — ему не до того.
— Сэр? Вы слушаете?
— Куда ж я денусь.
— Это по международному тарифу. Вот почему так дорого.
— Она звонит кому-то в другую страну?
— Абонент с номером на 098?
— Да, абонент с номером на 098! — Японский бог! Неужели у всех, кто моложе двадцати пяти, поголовная нехватка серого вещества в мозгу?
— Нет, номер 098 использует мобильные данные за границей.
— За границей? — переспрашивает Кевин. — Что это значит? Она не в Ирландии?
— Я даже не знаю, о ком речь.
— О моей дочери!
— Может быть, она потеряла телефон, или его украли? Я не знаю — могу только сказать, что этот номер, заканчивающийся на 098, пользуется мобильными данными за пределами Ирландии.
— О господи… — Настроение у Кевина резко портится. Добро пожаловать в привычную атмосферу паники и стресса. — А где происходит эта передача данных в роуминге? Вы можете мне сказать?
— Это я могу… так, сейчас посмотрим… Роумингом пользуются в Клируотере.
— Что? Это где? В Англии?
— Нет, во Флориде. Клируотер, Флорида. В Америке.
55
В «Отверженных» есть кухонная плита, точнее, плитка с одной конфоркой, но Эйдин не может сообразить, как она включается — а жаль, потому что суп в магазине «все за доллар» стоит всего один доллар, как и маленькая кастрюлька, в которой его можно разогреть. Эта страна не перестает удивлять Эйдин. Ну как кастрюля может стоить столько же, сколько банка супа?
Бабушка приболела, и Эйдин, как умеет, играет при ней роль сиделки: подает салфетки и стаканы с водой из-под крана. В возрасте Эйдин такое, может, и не опасно, но бабушка, кажется, слегла всерьез и после беспокойной ночи просыпается, вся дрожа. Эйдин в тревоге: какая температура считается повышенной, да и как ее измерить? У них же нет градусника. По примеру своих родителей она прикладывает ладонь тыльной стороной к маленькому бабушкиному лбу. От бабушки пышет жаром, и Эйдин пугается. Никакого опыта у нее в этом деле нет, и все же она больше не сомневается: да, высокая температура.
Эйдин не имеет ни малейшего понятия, что это может быть: серьезная болезнь, с которой кладут в больницу,
— Бабушка?
— М-м-м?
Нет, не умерла. Эйдин снова откладывает телефон. Может, она зря так волнуется. Может, никакая скорая помощь не нужна. А если она позвонит домой, то вся их затея сорвется, и для бабушки это будет страшный удар. Эйдин вводит симптомы (чихание, кашель, высокая температура) в свой телефон и, порывшись в ссылках, убеждается, что болезнь не летальная, а значит, она должна справиться сама. Да и бабушка — взрослый человек все-таки (пусть и не самый типичный взрослый) — только отмахивается от ее тревог. Бурчит, что все будет в порядке, пусть только Эйдин разыщет пару таблеток парацетамола, они где-то на дне ее сумки с туалетными принадлежностями.
Мама с папой уже давно действовали бы: пошли бы и купили какое-нибудь питье, лекарство. Позаботились бы о больной. Хм, но она-то, кажется, не подписывалась на уход за больной или умирающей бабушкой! И все же Эйдин сует в носок две двадцатидолларовые бумажки, натягивает кроссовки и, как ни отвращает ее перспектива бродить по улицам совершенно незнакомого города, отправляется в аптеку.
Ее одинокий путь проходит вдоль запруженной машинами автострады без всякого намека на тротуар, где ей приходится осторожно пробираться сквозь колючую, похожую на солому траву, буйно разросшуюся вокруг. Других пешеходов не видно (здесь вообще кто-нибудь ходит пешком?), за исключением изредка попадающихся бродяг — кто в клетчатой рубашке, завязанной узлом на талии, кто вообще без рубашки, с дочерна загорелой на солнце грудью. Один такой как раз сейчас шагает ей навстречу — грязная кепка с надписью «Марлине», осоловелое лицо, стеклянные голубые глаза (это в десять утра-то!). На плече он тащит коробку с пивом, будто магнитофон из какого-нибудь старого фильма. Обдолбанный? Бездомный? Псих? Эйдин опасливо старается обойти его подальше, но так, чтобы он не заметил ее беспокойства. Поравнявшись с ней, он смотрит ей в лицо и кивает. Эйдин коротко кивает в ответ и благополучно идет дальше своей дорогой.
По дороге движется бесконечный и шумный поток машин — многие еле тащатся, как в комической замедленной съемке, у каждого квартала торчат светофоры. Так непохоже на Дублин, где водители летают со скоростью пули и вихрем проносятся через перекрестки, едва притормаживая у редких знаков «уступи дорогу». Эйдин идет мимо выкрашенного в коричневый цвет склада с вывеской «Тир “Меткий стрелок”», мимо здания с надписью «Кемпинг» (что бы это ни значило), мимо обшитой вагонкой пятидесятнической церкви, мимо магазина электротоваров и трех подряд рекламных щитов, призывающих подавать иски о возмещении вреда здоровью. На одном из них реклама адвоката, прошедшего обучение в Гарварде: «Вред здоровью — польза кошельку».