He как у людей
Шрифт:
— Боже мой!
— Она? — спрашивает Гас.
— Согласно этому документу, ее имя — и фамилия по мужу — Сильвия Уэст, — говорит Гас. — А Феннинг — девичья фамилия.
— Ага, — говорит бабушка. — Эйдин, да найдешь ты эти очки или нет? Мне надо посмотреть.
— Может, мои подойдут? — спрашивает Гас. — Вот, попробуйте.
В его маленьких очках в проволочной оправе лицо у бабушки делается вдумчивым и серьезным, да она еще и нарочно напускает на себя глубокомысленный вид и только затем прищуривается на портрет Сильвии Феннинг. Долго вглядывается в него.
— Вот это да, — говорит
— Это она, — говорит Эйдин.
— Точно она, — соглашается бабушка.
— Вот коза! — говорит Эйдин.
— Если вы уверены, — говорит Гас, — Боб может навести о ней справки: выяснить, платит ли она налоги, нет ли на ней просроченных кредитов или штрафов за неправильную парковку. Если повезет, можно будет выяснить ее нынешний адрес.
— Забавно, но очки подошли. Значит, мы с вами видим одинаково, а, Гас?
56
Кевин расхаживает взад-вперед по кухне, щуря глаза и выстраивая в уме сложные схемы — время прибытия, города, цены. Менеджер по продажам авиабилетов поясняет: первый рейс во Флориду, на какой есть место, — послезавтра в обед. Дело предстоит нелегкое, но Кевин радуется тому, как сплотилась его семья. Грейс отправляется в ближайший банкомат, чтобы снять евро: доллары есть только в некоторых банках в центре города, сейчас на это нет времени. Придется отдавать грабительский процент в обменнике. Джерард по собственной инициативе предложил ненадолго приехать домой и присмотреть за младшими. Это было волшебно. Нуала вот-вот вернется с занятий в дискуссионном клубе, а Киран назначен ответственным за паспорт. Милый Киран — он еще в том возрасте, когда поручения доставляют радость.
Тут возникает некоторое затруднение. Рейс прибывает в Майами, в нескольких часах езды от Клируотера. Придется долго ехать ночью по жутковатым магистралям и дорогам юга Америки. В других обстоятельствах он не отказался бы прокатиться в Майами всей семьей. Латиноамериканская музыка, веселая толпа, мохито у бассейна, пока дети плещутся под ярким солнцем, групповые уроки тенниса с профессионалом, завтрак «шведский стол» и лодка напрокат. Но сейчас, конечно, не до того. Агент объясняет, что если у Кевина есть возможность подождать еще один день — то есть получается уже два, — то можно лететь через Атланту, а там пересесть на рейс в Тампу — это уже совсем рядом с Клируотером. Кевин, продолжая висеть на телефоне, гуглит и выясняет, что Клируотер широко известен как логово сайентологов. В самом центре города располагается их роскошная резиденция — «суперздание» длиной в целый квартал. Может быть, маму соблазнили предложением пройти «личностные тесты» и обрести «духовное пробуждение». Только представить себе — сайентологи против Милли Гогарти! Удачи вам, ребята.
Сколько ни ломает Кевин голову, он не может понять, как и зачем его мать и дочь занесло именно во Флориду. Если мама что-то терпеть не может, так это жару и стариков. И все-таки она, по всей видимости, именно там, поэтому, несмотря на огорчительную задержку, он подсчитывает непомерные расходы на бронирование билета в последнюю минуту и дает номер кредитной карты — еще одно зерно тревоги о финансовых делах, посеянное в его и без того измученном мозгу.
В разгар всей этой суматохи Нуала возвращается домой в самом мрачном расположении духа. Руководительница клуба отозвалась о ней нелестно — она, мол, переигрывает, слишком давит на эмоции, и это выглядит фальшиво. Узнав от Кирана, что отец летит в Америку, она топает стройной ножкой и тут же наседает на него:
— Но ты же пропустишь мои дебаты! — Нуала в ярости — сейчас она и впрямь давит на эмоции. — «Трудное время — возможность узнать себя». Ты должен прийти послушать!
Кевин делает ей знак замолчать и показывает пальцем на телефон.
Нуала, не обращая на это внимания, выбирает из своего арсенала сильнодействующее оружие: громкий, пронзительный вой, способный просверлить уши и мозг насквозь.
— Так нече-е-естно!
— Тихо! — шипит Кевин.
Нуала умолкает и сердито смотрит на него, пока он, поблагодарив, не вешает трубку с чувством некоторого облегчения: план выкристаллизовывается.
— Папа! — требовательным тоном произносит Нуала. — Разве нельзя полететь на следующей неделе?
— Это не обсуждается.
— Эта Эйдин вечно все портит!
— Послушай меня. — Он придвигает лицо к ее лицу, так близко, что чувствует запах соли и уксуса у нее изо рта, и тут же приказывает себе успокоиться. Нуала, в сущности, не виновата, она просто попала под горячую руку. Он говорит уже тише: — Извини. И мне жаль, что я не смогу прийти на дебаты, но мама придет обязательно. Эйдинтвоя сестра, и она в беде. Сейчас это главное. Это, а не твои дела. Понимаешь?
Нуала вся раскраснелась, на лице у нее вызов. Она явно не желает внимать отцовскому предупреждению. Так они оба стоят, глядя друг на друга враждебно, и тяжело дышат, словно двое боксеров после жестокой схватки в предпоследнем раунде. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но их прерывает Киран — запыхавшийся, он появляется в дверях и выпаливает:
— Я не могу найти твой паспорт. Все уже обыскал.
Новое дело! Следующие двадцать минут уходят на тщетный обыск кабинета. Все паспорта Гогарти лежат в папке с пометкой «паспорта» — все, кроме двух: Эйдин и его, Кевина. Умом он это понимает, глазами видит, и все же вновь и вновь открывает папку и перебирает стопку тоненьких книжечек. Сколько раз? Пять? Десять? Джерард без особого энтузиазма ищет в других комнатах. На самом деле все понимают: паспорта лежали в столе, больше им быть негде, а значит, это опять дело рук Эйдин.
Если бы не его эволюция, Кевин, пожалуй, хлопнул бы сейчас рюмашку: просто чтобы расслабиться, пригасить эту жгучую досаду и тревогу, хоть ненадолго избавиться от чувства, что ему все и всегда вставляют палки в колеса. Кевину кажется, что в свои пятьдесят он не только зачастую сам не знает, чего хочет, но и в тех редких случаях, когда знает — как сегодня, например, когда цель совершенно ясна и, казалось бы, достижима, — все равно, черт побери, ни хрена не может сделать. От него ничего не зависит.