Химера. Последний поход
Шрифт:
— А тож, мне для Черного Дола надобно товара привезти, а ежели не доеду, то ущерб принесу. Так что помогу по мере сил. — рассудительно заверил нас родовер, а сам тем временим открыл боковую крышку ящика, да достал самострел и тубу с болтами.
— Но ежели будет выбор нам помочь или до городища добраться, что выберешь? — лукаво спросил Брат.
— Ты сам всё разумеешь, старик. Мы квиты меж собой и долга наш Род не имеет. Сани сегодня пошли только из-за памяти предков. Сказывается мне, ты большую услугу Пал Степанычу оказал давно, что он имя твоё помнит. А так… Ты уверен за перевертышей? Лошадка ровно идет, зверья не чует. — усомнился Остап.
— Так
— Не боюсь, тятенька. — отозвалась сиротка.
— Шагов пятьсот-шестьсот может боле, пятна разные по форме и размерам, потому трудно и посчитать и расстояние измерить. Но раньше видел не больше пятиста. Могу и дальше глянуть, но отвар принять треба.
— Не спеши, итак слепишь. А на яркую вспышку ворог и посерьезнее может нагрянуть. Раз стаей бегут, значит еще не решились. Так бы наперерез кинулись. Времечко есть еще.
— Брат, опытом поделись. Чем их заборонить?
— Как и любое зверье. Огонь, сталь да потрава. Хитрые больше как люди, ярые как волколаки. Копьецо бы тебе больше сгодилось, но и меч хорош. И колоть и резать можно. Будем на Севере, нужно будет тебя подучить. Обузе топор отдай, дюже она любит тяжелыми штуками махать. — усмехнулся Сет. Забава на то лишь улыбнулась, вспоминаю свою первую сечу с утопцами.
— Ты говорил, что они последователей Мары разозлили, причем мы тут? — начал расспрашивать ветерана.
— Мы видоки, а про вражду то старая история. Во-первых, ты их в бестиарии не видел, так как они скорее зверолюди, то есть ближе к берендеям, чем к выродкам. Ведьмы и черный люд хвалят смерть, берендеи, родоверы и лесной люд напротив жизнь, просто видят это по разному. Перевертыши промышляют охотой, а стойбища их стая ставит лишь на летний период, когда пищи в изобилии, а их самки тяжелые. Как только щенки встают на ноги, считай трехгодовалые, тут же начинается гон. Слабые и раненные гибнут в пути, остальные имеют право на жизнь. И вот вот думай, стая рванула на новые богатые пищей места, а на них утопцы или прочая нечисть похозяйничала, подчистую подъела все живое. Уж не помнит никто, как первый из перевертышей в своей обиде кинулся на нежить. С тех пор и воюют. А как след свой, ставят снежную бабу, намекая, что Мара толстая, ибо жрет много, а срок ее Солнце определяет. Как приходит весна остается от кумира Мары только мокрое место. А сами они весной празднуют победу жизни. Переняли повадки от своего тотема, тьфу. Обросли шерстью и не чураются человеческого мяса. А здесь на Юге частокол не больше двух полных аршин (четыре метра), а в малых поселках и того меньше. В рыбацкой деревне, наш ночной гость через забор перемахнул легко. Потому, ежели нет зверья, то и человечек может накормить.
— Берендеи их не привечают из-за хитрости. Обмануть простака легко, а вот ежели обман вскроется, то лишь вся стая отобьется от обиженного. — отозвался Остап.
— К Вам заходят беры? — резко спросил Сет.
— Бывал один, все просил грамоте и счету научить. Но как только пальцы на руках заканчиваются, вся наука прекращается. Запомнил его, так как за потуги наши, крепко помог поселению. — ответил возничий.
— Остап, а почему в охранении лишь два человека? Михаил и Еремей? Не мало ли на такое количество людей? — задал Я вопрос.
— То для вас-гостей стоят. Черный
— Это как? — изумился ответу.
— Тебе же За столом сказали. Мы одно целое, ежели вороги у ворот, то все как один встаем на защиту. У Южан на сотню один десяток ополчения или стражи. У нас из сотню людей, сотня защитников.
— А дети и старики?
— А подавать стрелки и дротики? Вязать раны, приносить воду и пищу? Таскать дрова для жаровни и глазеть в лес? Тебе если палец жечь, рука дернется? Голова направит взор, а тело сожмется для отпора? Я — это Мы. Мы — это Я.-отозвался Остап. — Потому обидев одного родича, ты обидел всех. Поморы и ушкуйники уже узнали, как это бывает, убить одного из нас из-за пустяка или по праву сильного, что будет если снасильничать одну из нас… Всех их, кто был на той Ладье, их детей и стариков, баб и дома…. Род не помнит имена, но не забывает и не прощает Зло. Имя Брата Сета и берендея Мрака выбиты в памяти предков. Их будут знать и помнить моя кровь и кровь детей моих детей.
— Не горячись, Остап. Передай старосте, что за поселением следили, больно скоро хвостатые объявились и нагнали быстро. Значит не более чем в десяти верстах стая стоит. Вожак ранен, то моя заслуга. А четверых они потеряли у реки.
— Хочешь сказать, что одолел пятерых, старик? — c недоверием переспросил санник.
— Я отвел их за собой ниже по реке, к утопцам. Пока стая рубилась с ними, Я подрезал вожака. Затем выбивал по одному. Лишь когда бился с двумя, меня и порвали. — улыбнулся своей хитрости Сет.
— Умно. — признал Остап. — Мы обычно так не воюем. Только от защиты бьемся, сами только в случае смертоубийства родича можем пойти.
— Мрак от вас пару месяцев назад ушел? — одна мысль о том, что Я знаю этого бера, озарила меня.
— Где-то так. — признался возничий. Крепко же захотел учиться, ежели и на Юг ушел к родоверам и с купцом прогулялся до торжка. Такая тяга достойна уважению. Я помню его образ сильного и волевого человека там, на поляне, когда рубились с Плакальщицей.
Оглядев лес в очередной раз увидел мечущиеся тени, что бежали через лес, огибая деревья.
— Брат Сет, десяток рванул на прямую, скоро и сам увидишь, остальные на том же расстоянии держатся.
— Хах. Молодняк не справился с азартом погони, значит и вожака при них нет. Босик, клади стрелку да бей наверняка. Остап, гляди чтобы лошадку не порезали и ее не понесло. Ника, быстро за спину возничего и спрячься под шкуры. Началась потеха. — Брат коротко раздал указания, а сам радостно вскочил на ноги, обвязал пояс веревкой, а второй конец кинул мне. — Привяжи к полозьям, чтобы не выбили с саней. Да и сам подвяжись. Забава перейди на перед к Веронике, толкайся-брыкайся, но не дай себя с саней скинуть, то верная смерть.
Сначала послышался треск веток и маленьких поваленных деревьев, а затем появились и сами твари. В сумерках смотрелись грозно, массивные тела, резкие прыжки взрывающие снежный наст и горящие глаза. Если волколаки больше волки, чем Люд, то перевертыши наоборот. Тело напоминало человеческое, лишь руки были длиннее, лицо более вытянутое и густая шерсть. Уже не скрываясь, твари рванули на перерез. Я перехватил самострел, а рядом положил меч. Глазами выбирая мишень. Но тени двигались рывками, да и сани трясло, потому ни о какой точности речь быть и не могло. Из всей стаи особо выделялся огнено-рыжий. Он яро бежал, временами помогая себе руками и обгоняя всех остальных, да раззадоривал других своими криками и воем.