Химера. Последний поход
Шрифт:
— Как они погибли?
— Свадьба сегодня была у Дегу и Куницы, у последних казна появилась от того, что сына на службу забрали. Вот они и пошли приданное собирать да лес на пристрой рубить. А обернуться не успели. Сучье племя их из лесу вытащило и бросило перед домами, нас стыдя. Вот у Старшего Куницы помутнение и случилось, рванул спасать сына, а Дегу за дочкой высыпали… Куница младший у нас в гостях был, бился о дверь, но мы не пустили. Сирота он теперь, пока новый тотем не выберет или жену в пустой дом не приведет.
Я обернулся на ветерана, но тот все понял и покачал
— Еще минут десять и уехал бы. Где вас носят….- начал было Мирон, но увидев побоище, тут же смолчал.
— Пойдем Мирон. Почтим память и отдадим добро поселению. — коротко отрубил Брат Сет и откинул шкуры.
— Милостью Службы Храма и Церкви, во славу Отца и Матери. Воины передают следующее добро для процветания и честного труда. Топор столяра- одна штука, Пила о двух рук. Одна штука. Молот малый — Я отвлекся от перечисления добра, задумавшись над судьбой, что нам уготована, ведь не взяли бы Куницу на службу, как бы повернулось? Погиб бы со своим родом или напротив, помог бы отбить?…… -Зерно разное один пуд.
— Слушай учитель, девять над цать, а дальше что?
— Сколько будет сжатых пальцев на руках?
— Десяток, ну или как ты сказал цать.
— Хорошо, один десяток значит цать, а два десятка два цать.
— Точно, Я такое слышал. Двадцать. А потом новый счет на пальцах?
— Верно, Мрак…..
— Запомните рыбные фермеры этот день. Сегодня и день памяти погибших и день радости от службы Храма. — начал было Ласка, затем смутился, увидев слезы Куницы. — Что же. Прошу всех в дом. Кто в силах, возьмите добро, завтра распределим по родам.
Глава 8. Время потерь
— Да уж. Дрянная деревушке. Одна рыба на столе, а мужиков два десятка не меньше. Вот чего спрашивается сиднем сидят, заработали бы на хлеб? Рыбу ту же торганули. Сивуха и та на рыбьих потрохах, обхохочешься. — негодуя, ворчал Мирон.
— Нет у деньги и не будет никогда. Меняют они свой труд на защиту от невзгод. На гвозди, чтобы двери укрепить, на топор, чтобы дерево срубить. Теперь, с нашей помощью, смогут засеять немного землицы, что отобьют у леса, дабы был хлеб и просо, солнцесвет и прочая трава. Может посёлок обрастет забором или оградой. Никак на ноги встать не может. Каждый третий год половину остаётся от всего населения. Думали было закрыть его вовсе, но рыба нужна в городище и в других посёлках, где нет выхода к реке. Казалось бы, с севера прикрыты лагерями, с запада рекой широкой, а напасти на них со всех сторон сыпется. То хворь побила, то ушкуйники деревню пожгли, а вот сейчас и твари добрались. Босик, а чего-то ты решил зерно поровну меж родов разделить, а не на человека? — рассуждал Брат Сет.
— В оставшихся домах почти равное количество Люда, а Куница один остался. Считай, что притеснять его не будут и не оставят на правах Приблуды, а скорее под опеку возьмут или как приданное останется. — ответил Я.
— Да на ком там женихаться то? Бабы страшные, тощие, все рыбьим духом пронизаны. — продолжал сокрушаться возничий.
— То-то тебе две отказали, слишком красив для них? — подначивал его ветеран.
— Да
— Научишь так свистеть? — неожиданно для всех, пробубнил Мрак. Сет закашлял в кулак, я улыбнулся.
— Да как ты смеешь такое говорить, будто Я свистун (обманщик пр. авт.) — загорелся от негодования Мирон.
— Я не понял. Ты говорил, что от твоего свиста Бабы толпами валят. А теперь говоришь, что не свистун? — продолжал рассуждать Берендей.
— Я не свистун, всмысле свистеть то Я могу, но не свищу про то, что баб могу вскружить. — растерялся от такой ловушки возничий.
— Ты меня запутал, мелкий человек. Так ты свистун или нет. — неудомевал великан.
— Тьфу на тебя, дурья голова. Весь настрой испортил. — раздосадовал Мирон. Брат Сет же вытирал слезы от смеха, борясь с тем, чтобы не расхохотаться в голос. — Ты вот считаешь и считай, нечего вмешиваться.
— Босик, а когда три десятка, это что значит тридцать? — вспомнил про учёбу Берендей.
— Верно мыслишь.
— Сразу видно, что святой ты человек. Почитай три весны меня то на юге, то на севере учат, батька учил счёту, пока не плюнул и не махнул рукой. А ты за вечер до третьего десятка обучил. Ещё и светом кидаться можешь. Чудеса…..
— Счёту ты сам легко обучился, Я твой разум освободил, теперь ты можешь все, что и любой Берендей. — с улыбкой ответил Я попутчику.
— И буквицы писать научишь? — недоверчиво спросил.
— В дороге не получится. Завтра и начнём изучать клинопись.
— Я тут подумал. Если и буквицы научусь писать, то почитай буду умнее половины деревни. Они только свое имя могут начертить. Чудеса…
Брат Сет обнял сиротку, накрыв её шкурами, и потихоньку сомлел. Берендей повторял числа, боясь забыть счёт. Лишь Мирон продолжал ворчать про Север и здешний порядок вещей. Мои мысли были про то, как открыть правду Кунице про его семью.
— Тпрууу. — остановил криволапа возничий и пристал на ящике.
— Чего случилось то? — спросил Брат Сет, быстро отогнав дремоту.
— Так развилка, дорога та что вправо давно за спиной. Куда править то?
— Если ты не знаешь куда идешь, любая дорога подойдет.* — задумчиво размышлял Берендей.
— Ну ты выдал!!! — восхитился санник.
— Тут он прав, лучше и не скажешь. Любая подойдёт. Мы сейчас ещё в одно поселение заедем, а потом на кряж, к персту, там и разделимся, а встретимся уже в городище. Мне нужно Веронику проводить до нового дома.
— Ну тогда выбираю левую сторону. Пошла-пошла.
****
— А ну стой. Куды прешь, малохольный? Проезд в поселение за плату. Гони три чешуйки с саней и ещё по одной за голову. — грозно произнёс сторож у ворот поселения.
— Ты ослеп, селянин? Ты где торгашей увидел? — возразил Мирон. — Мы гостиницы везём Старейшине, а ты тут мздоимство задумал?
— Тогда тащи на руках свои гостиницы, а за проезд саней три чешуйки. — с ухмылкой ответил охранник.
— Отсюда Стражей берете, брат Сет? — догадался Я