Хищники с Уолл-стрит

Воннегут Норб

А порой вторая подушка просто подпирает мою голову чуточку выше, для удобства чтения. Порой она становится плюшевым мишкой для взрослого, охотно принимающего смертельную хватку позы эмбриона. Срабатывает это и с первой. Обе подушки – искушенные танцевальные партнерши. Они дополняют движения друг друга грациозно и плавно. Вместе они уносят меня в лучший мир.

* * *

После свидания с Лайлой сон у меня отшибло на фиг. На ту ночь подушки утратили свою магию. Они открыли мой фланг, оставив меня уязвимым для надвигающегося залпа тревог. В ту ночь моя постель была далека от пятизвездочного убежища.

Мучительные метания начались тотчас – я все вертелся с боку на бок, не находя покоя ни на минуту. Я видел только Чарли, Чарли, Чарли.

Его жирную башку. Его придурковатую улыбку. Его подбородки, колышущиеся и хлопающие по складкам на шее. Его брюхо, свисающее на брючный ремень, как шелковый мешок, набитый тремя дюжинами пончиков. Его пухленькие мужские груди, натягивающие розовую оксфордскую рубашку – некогда хрустевшую от крахмала, но теперь обмякшую, с обширными, как у посыльного, пятнами пота под жирными мышками.

Какого хера ты натворил, Чарли?

С 11 вечера до 1.07 ночи я ворочался. Смотрел на циферблат будильника каждые минут пять. Помочился раз сто. И после каждого исступленного мочеиспускания опускал сиденье унитаза. Эвелин одобрила бы. И поднимал его каждый раз, когда мой раздражительный мочевой пузырь предъявлял требования. Поднял, опустил, поднял, опустил. Я гордился своим безупречным отправлением этикета туалетного сиденья, выходящим за всякие рамки велений долга, чуть ли не заслуживающим Нобелевской премии мира среди женатых пар. Но Эвелин больше нет. Поднял, опустил, поднял, опустил. Я лежал на боку. Поворачивался на спину. Натягивал одеяло на голову, как кокон. Я лягался, сбрасывая простыни к самым лодыжкам. Выщипывал гусиные перышки, проклюнувшиеся через уголки моей второй подушки. Снимал майку. Надевал ее. Ставил музыку Билли Холидей. Выключал ее. Тупо гадал, оставляет ли Кранч сиденье унитаза поднятым. Открывал окно, чтобы впустить свежий воздух. Закрывал его, когда свежий воздух дышал не столько свежестью, сколько смрадом скотобазы, доспевшим от июльской сырости. Поднял, опустил, поднял, опустил.

Зачем ты подделал мое имя, сука?

Я был вне себя. Это письмо – липа. Я никогда его не подписывал. Чарли никогда не открывал восьмизначный счет в моей фирме. Если фальшивку не разоблачить раз и навсегда, это письмо поволочет СКК через топи и хляби судебных тяжб. «Ваша честь, – скажут адвокаты Кэша Приоло, – наши клиенты вложили в компанию мистера Келемена десять миллионов. Они заплатили 1,25 миллиона долларов за пут-опционы, контракты, призванные защитить их основной капитал. Итого 11,25 миллиона долларов. Свидетельство мистера О’Рурка повлияло на их инвестиционные решения, ваша честь. Рыночная стоимость компании мистера Келемена оценивается в 35 миллиардов долларов. Она претендует на мастерство в управлении активами. И будет только справедливо, если эта большая, могущественная, влиятельная фирма с толстой мошной возместит нашим клиентам их потери».

Где ты раздобыл фирменный бланк СКК, сука?

Эти доказательства могут обойтись СКК в 11,25 миллиона долларов. На самом же деле Приоло могут добиться возмещения морального ущерба еще на многие миллионы. Боль, страдания и тому подобная чушь. Кэш и Лайла пока не потеряли никаких денег. Но кто знает, что будет, когда мы свернем «Келемен Груп»? Хедж-фонды теряют деньги, как любые другие. Если Приоло получат хоть на цент меньше 11,25 миллиона долларов, они подымут хай. А грязные судебные баталии будут стоить мне карьеры.

Неудивительно, что тебя грохнули, сука.

Эвелин умела выпутываться из подобных ситуаций. Она мыслила методично, поворачивая факты так и эдак целыми днями. Она вырабатывала замысловатые решения. Она анализировала каждый шаг, разыгрывала сценарии «а что, если» и отбрасывала действия, чреватые осложнениями. Теперь я остро нуждался в Эвелин. Как поступила бы она? Я призывал ее взять дело в свои руки.

Если увидишь Чарли, накостыляй ему по жирной жопе за меня.

В 1.08 ночи бессонница завоевала «золото». Распинав свои подушки, я зашлепал в кухню. Вкушая утешение пищи телесной – «Пино гриджио» и попкорн с двойным маслом, – я отведал корма духовного, перелистывая каналы: ESPN, «Проделки Бивера» {78}

и 16 разных версий «Закона и порядка». Но, как ни старался, выбросить грандиозную авантюру Чарли Келемена из головы не мог никак. Ничто не могло заставить меня забыть троицу откормленных акул в «Аквариуме Новой Англии». Или потекшую тушь Сэм Келемен. Или письмо Лайлы Приоло.

78

ESPN – кабельный спортивный канал.

«Проделки Бивера» (Leave it to Beaver) – американский ситком конца 1950-х о мальчике Теодоре Кливере по прозвищу «Бивер» (Бобер). Семья Кливеров стала воплощать представление об идеальной американской семье из пригорода Средины XX века.

Даже Маришка Харгитей {79} .

Мне требовалось изучить это письмо и прочесть его своими глазами. Я планировал исследовать каждую запятую, каждое двоеточие, каждый чертов слог. Может, оно даст какую-нибудь подсказку, какой-нибудь клочок информации, раскрывающей игру Чарли. А может, там есть какая-нибудь ошибка, которая докажет, что автор – не я. Около 1.46 ночи Рон Попейл {80} отвлек меня, всучивая свои ростеры с вертелом. Аудитория восторженных простофиль скандировала снова и снова: «Запусти и забудь!»

79

Маришка Харгитей – исполнительница роли детектива Оливии Бенсон в сериале «Закон и порядок: Специальный корпус».

80

Рон Попейл – изобретатель разнообразной кухонной техники и «Магазина на диване», через который первым в мире начал сбывать ее еще в середине 1950-х. И этим навязчивым рефреном: «Как?! И все это за тысячу рублей?! Да! Но и это еще не всё! Если вы позвоните нам прямо сейчас, мы…» мы обязаны как раз ему.

Хотелось бы мне так же поступить с бардаком Чарли.

Мне нужно было позвонить такой уйме людей – Лайле, Фрэнку Курцу, а прежде всего Клиффу Халеку. Он-то уж знает, что делать. Я подумал, не позвонить ли отцу Лайлы, чтобы сбросить бомбу прямо на него. «Это рекомендательное письмо – липа, Кэш. Не знаю, что вам сказать».

Он обосрется. Дурные новости лучше доставлять лично.

Когда Рон Попейл добавил два бесплатных столовых ножа за звонок прямо сейчас, я баловался мыслью первым делом слетать в Атланту. Так я смогу поглядеть Кэшу в глаза и убедить его, что письмо – фальшивка.

– Не пойдет, – наконец заявил я Рону после долгих раздумий. – Сперва нужно уладить дела в СКК.

Тот от каких-либо советов воздержался: был слишком занят, расхваливая шесть простых платежей по 16,95 доллара каждый. Около 2.59 ночи я снова заполз в постель, хватив на один долгий ростер с вертелом и набором бритвенно-острых ножей больше, чем надо, но так и не получив ответа на вопрос, тревоживший меня больше всего.

Зачем Чарли сфабриковал это письмо?

Три часа спустя мой будильник зазвонил: «Поднимай свою ленивую задницу из постели». Когда-нибудь я спущу эту чертову штуковину в унитаз.

В пятницу утром я выключил его и ворвался в ванную, где зеркало, вздрогнув, сообщило: «Выглядишь ты дерьмово».

Через восемьдесят минут я не обратил внимания на наш утренний аналитический сбор. Денежный лепет попросту не доходил до сознания. Я продолжал раздумывать об этом чертовом письме, мысленно полемизируя, не слишком ли рано звонить Лайле в 8.30 утра. Раздумья оказались ненужными. В 8.23 факс-аппарат заблеял, как застрявший в изгороди козел. Я подскочил.

Весточка оказалась от Лайлы. Поступило две странички. На титульном листе она нацарапала: «Гроув, позвони мне. Надо поговорить».