Hold Me
Шрифт:
Это утро кажется таким обыденным, будто я все это время живу именно здесь. Словно мой дом где-то неподалеку среди высоких холмов и грубых морских склонов. Внутри все спокойно, никаких изводящих мыслей о школе, учителях, бывших друзьях и маме, которая так и не ответила на мое последнее сообщение. Они уехали не так давно, но чувство такое, словно у меня и не было семьи. И почему-то эта мысль успокаивает…
После плотного для Томаса завтрака, парни не тянут и идут проверить состояние машины, хотя сомневаюсь, что они в этом разбираются. Погода теплая, нет, жаркая, а на солнце так вообще хоть смело помирай, поэтому, хочу или нет, мне стоит подобрать другую одежду. Кофта с воротом и длинными рукавами — это веревка на шее, которая приблизит меня к кончине,
Вздыхаю, сев на край кровати, и потираю ладонью живот под кофтой, вспомнив, что и там наверняка осталась отметина.
Стук в дверь. Поворачиваю голову, встречаясь взглядом с заглянувшей в комнату Софией, которая улыбается:
— Можно?
— Конечно, — улыбаюсь в ответ. Мне немного неловко, когда она спрашивает у меня разрешение. Всё-таки это ее комната. Женщина проходит, закрывая дверь, и направляется к кровати:
— Я принесла тебе крем. Он помогает ранам затягиваться, да и вообще при ушибах синяки убирает, — наклоняет голову, смотрит на меня так, будто все понимает и знает. — И с другими видами отметин помогает.
Улыбается. А я мнусь, обнимая себя руками. Повисшее молчание мне приходится разрушить, так что, слава богу, быстро перескакиваю на другую тему.
— Вы играете? — Интересуюсь, указав пальцем на гитару, что пылится в углу комнаты. София тепло улыбается, сев рядом со мной на кровать:
— Это моей дочери — матери Дилана. Она просто обожала музыку. Думаю, — с какой-то тоской в глазах смотрит на инструмент, — она могла бы многого добиться в этой сфере.
— А Дилан? Он играет? — Спрашиваю, не сдерживая желание узнать как можно больше о нем.
— Каролина учила его, кстати, он играл неплохо. Они вместе могли весь день мне на мозги давить своей игрой. Но вот только теперь даже не вспоминает о ней, — женщина теребит в руках тюбик с кремом.
— Почему? — Наклоняю голову к плечу, рассматривая гитару: видно, что она уже старая, с царапинами и трещинами, но вид это не портит.
— После смерти матери многие вещи, связанные с ней, как-то отталкивают его, — перевожу свое внимание на Софию, слегка хмуря брови, ведь теперь лицо женщины не просто грустное. Оно полно какого-то сожаления, старой, давно неупоминаемой боли.
— Даже я — его бабушка, — слабо улыбается, опустив взгляд на свои тонкие руки.
Облизываю губы, неуверенно приоткрывая их, чтобы задать вопрос. Аккуратно, кто знает, как на это отреагирует София? Можно ли спрашивать о подобном у совершенно незнакомого человека?
— А что с ней произошло? — Смотрю женщине в глаза. Та их отводит в сторону, впервые за то время, которое я ее вижу сутулится, опуская плечи:
— Она убила себя, Эмили, — голос твердый, серьезный, кажется, она даже проявляет злость, но внешне не выказывает этого. — Развод… Это ее пошатнуло. Потрясение было сильным. Она пошла в моего покойного мужа — Генри. Этот мужчина никогда не умел держать эмоции, он не был способен контролировать свои чувства. И Каролина была такой. Господи, — женщина трет запястье руки, хмурясь. — И Дилан, черт побери, такой, — мы точно об одном и том же Дилане говорим? — Никому мои хладнокровные гены не передались. Будто все их чувства умножены в два раза. Если любят, то безумно. Ненавидят всей душой, никогда не думая о прощении. Да таких людей привязанность — все равно, что тюрьма. Думаю, поэтому Дилан не особо приветлив. Боится привязанности. Посмотри на меня, — с явным огорчением улыбается мне, приложив к груди ладонь. — Боже, он держит меня на расстоянии. Не помню, когда последний раз прикасалась к нему. Совершенно не тактильный человек.
Я невольно касаюсь пальцами своего правого запястья, вспоминая сегодняшнюю ночь. Рука сама тянется к щеке, щупая небольшой порез. Дилан не касается людей? Тогда,
— Я переживала за него, узнав, что отец берет опеку, увозит его к себе, — женщина продолжает, но я не смотрю на неё, щупая пальцами кожу щеки. — Как он? Где он? Хорошо ли спит? Питается? Черт, этот ворчун даже отрицает тот факт, что кто-то беспокоится о нем! — Восклицает с раздражением, хлопнув ладонями по коленкам, завладев моим вниманием. — Но я вижу, что у него даже друзья появились, — смотрит на меня. — Так что могу быть только благодарной, — пытается оттолкнуть нахлынувшие эмоции и улыбается мне, отчего чувствую себя неуютно, но, почему-то улыбаюсь в ответ.
— А почему, — вдруг хмурюсь. — Почему его родители развелись?
София встает с кровати, поправив ткань платья:
— Этот мужик нашел себе новую бабу, — вздыхает, поставив руки на талию. — Так, хватит о грустном, пойду готовить обед, а то этот тощий парень меня пугает, — забавно ворчит, направляясь к двери, и бубнит под нос. — Нет, серьезно, как можно быть таким худым? Кстати, — поворачивается, взявшись за ручку. — Мне нравится эта майка и шорты.
Женщина выходит, оставляя меня в раздумьях. Потираю колени руками, опустив взгляд на кровать, и замечаю, что София все же оставила мне крем, и этот факт заставляет меня чувствовать боль в щеках от непривычки улыбаться. Вновь смотрю на гитару и понимаю, что полученная информация полностью оправдывает отношение Дилана к другим людям.
Он просто боится.
Решив, что мне правда нечего стесняться в плане отметин на теле, переодеваюсь в то, что посоветовала София, беру Засранца и выхожу с ним на задний дворик, где еще больше цветов, чем на переднем. В ряд растут яблоня, вишня и слива. У забора теплица, но не могу разглядеть, что именно выращивается внутри. Держу котенка, подняв глаза в чистое голубое небо, и с наслаждением вдыхаю ароматы, прищурившись. Впереди тот самый кирпичный гараж. Подхожу к нему, толкая прозрачную дверь, и сразу нахожу взглядом Дилана, который улыбается, стоя у стола, и вытирает грязные руки о тряпку. Томас, видимо, лежит спиной на скейте, поэтому выкатывается из-под машины, растирая глаза, отчего сажа на лице размазывается по коже:
— Эта машина опять плюнула мне в лицо, — улыбается, но хмурит брови. — Тряпку подайте.
Дилан замечает меня, поэтому его улыбка пропадает с лица. Он опускает взгляд на свои руки, но его тряпка уже грязная, поэтому я замечаю другую, лежащую на стуле, и беру, подходя к русому парню. Опускаюсь на одно колено, поднося тряпку ему к лицу, и Томас благодарно улыбается, когда вытираю с его щеки масло:
— Благодарю, — вновь исчезает под машиной. — Твоя бабка не могла уехать, потому что масло вытекает. Надо найти место протечки. Вот и весь фокус.
Встаю, взглянув на Дилана мельком, пока он не видит. Он не смотрит на меня, садясь на корточки возле машины. Они начинают обсуждать возможности починки и сложность в использовании автомобиля. Ничего из этой информации мне не понятно, поэтому решаю «выгулять» Засранца, пока его «папа» строит из себя кретина, игнорируя мое существование.
***
Вечер давно опустился холодным туманом на округу, сочась ветром сквозь высокие деревья и холмы. К ночи в этих местах становится невыносимо сидеть на улице без теплого шарфа, но это вовсе не мешает Эмили спрятаться на балконе. Она долго сидела одна в комнате, смотря на гитару, что стояла и пылилась в углу. Выглядел инструмент одиноко. Брошенный. Хоуп никогда не играла на подобных, но сейчас, сев у стены от двери, она тщательно изучала предмет взглядом, трогала за струны и крутила-вертела в руках, чтобы понять, как его правильно держать. Сгибает одну ногу в коленке, решая подпереть ею гитару с одного бока, а сама пальцами водит по струнам, замечая, что они плохо натянуты. Кажется, Шон умеет играть. Он как-то говорил, что лучше держать струны в «напряжении». Правда девушка понятия не имеет, как настроить их, поэтому просто начинает водить пальцами, смеясь от нелепости собственной игры. Думает, что у Дилана получится куда лучше.