Хорошее стало плохим
Шрифт:
Вместо этого я стояла рядом с моей матерью, поскольку она часто сильно целовалась со Жнецом и продолжала наблюдать за грязной кровавой баней, которая была традицией Берсеркеров. Только когда Рэт наклонился, чтобы прошептать мне на ухо, я перестала думать о Дэннере и начала беспокоиться о себе.
— Я выиграю это дело, не беспокойся, Харлс — тихо сказал он, странно успокаивающе сжимая мою руку.
Он начал называть меня так недавно, когда мы поняли, что на самом деле нравимся друг другу
— Было бы хорошо, — сказала я ему.
Его улыбка была белым лучом надежды в темной бороде. — Понял.
Я отступила назад, чтобы он мог стянуть свою черную футболку за шею и обнажить огромный, мускулистый и татуированный торс. Женщины вокруг меня вздохнули, увидев это, но я только закатила глаза.
— Покажи им, — пробормотала я.
Рэт удивил меня, подмигнув.
Затем он перекинул ногу через веревку и вышел на ринг, чтобы сразиться с Гризом, который все еще стоял после еще пятнадцати раундов.
Это будет последний бой.
Победитель получает все.
В том числе и меня.
Жнец не произносил начальных слов боя, как обычно, в ту секунду, когда бойцы вошли в круг. Вместо этого он тихо прошептал, чтобы Гриз подошел к нам, где мы стояли в VIP-секции толпы.
Он говорил со своим сержантом по оружию слишком тихо, чтобы я могла расслышать, даже стоя так близко к нему, но я видела, как он подсунул Гризу что-то металлическое, сверкающее в ярком свете стадиона.
Я моргнула, и Гриз вернулся на свою сторону ринга, Жнец произнес слова, и бой начался.
Рэт начал яростно, его кулаки были настолько мощными, что один удар, казалось, потряс старшего бойца до самого основания. Это было потрясающее зрелище, как Давид против Голиафа, только на этот раз, я чертовски надеялась, что мой Голиаф победит.
Я слышала, как некоторые женщины похотливо кричали на него, швыряя трусики в грязь у его ног.
Их было не так много, как уже было усеяно землей после боев Дэннера.
Рэт, возможно, был мощным, но Дэннер был смертоносен, как острый край клинка.
Я все еще чувствовала влагу в своих трусиках от наблюдения за ним, его порезанные мышцы, подчеркнутые напряжением боев, блестящие в белом свете, как мраморный воин, но покрытые кровью и грязью, как какой-то дикий воин.
Я никогда не видела ничего более горячего, чем он, петляющий вокруг ударов и ныряющий в тела с порочным набором ударов, идеально приземляющихся по почкам, скулам и узкому выступу челюсти.
Я с нетерпением ждала возможности трахнуть его, когда он вернется домой, поклоняться ему, как солдату, вернувшемуся с войны, только сейчас он был в коме где-то с этой шлюхой Лейкен, а я смотрела, как другой
Мужчина, который как я поняла, вернувшись к драке, внезапно проигрывал.
— Черт, — взревел Рэт, когда Гриз злонамеренно нанес удар прямо в левую часть его живота, кожа под ним вскрылась, как будто его проткнули раскаленным лезвием.
Кровь пролилась по его боку и попала в хлюпающую грязь у их ног.
В ответ Рэт бросился на Гриза, схватил его одной рукой и нанес два быстрых удара по голове.
Но Гриз был достаточно близко, чтобы наносить короткие, острые удары в живот Рэта, которые снова и снова превращались в зияющие раны.
Что, черт возьми, происходит?
Рэт отпустил его с болезненным ворчанием, его рука порезалась особенно ужасно.
Что-то поймало и подмигнуло мне в свете фонарей, что-то прикрепилось к руке Гриза.
Ужасно выглядящие медные кастеты, загнутые на концах в короткие лезвия.
Я ахнула и сразу же посмотрела на Жнеца, который во время боя смотрел не на ринг, а на меня, мою мать, спрятанную под мышкой, и широкую ухмылку на лице.
— Оружие в бою запрещено, — обвинила его я.
Глаза Жнеца мерцали влажным удовлетворением. — Думаю, ты забыл, что это мой клуб, и я здесь устанавливаю правила. Я хочу оружие, я отдам оружие в руки моих гребаных солдат, и никто ничего не скажет об этом.
— Я говорю дерьмо об этом, — выплюнула я.
— Да, это ты, — добавила мама с лукавой улыбкой, — Как ты думаешь, почему это происходит, душенька?
Я уставилась на них.
— Теперь ты хочешь быть Берсеркером, девочка, ты должна быть крещена в стиле Берсеркеров, помазана спермой моих братьев, — заявил Жнец.
Дрожь пронзила мой позвоночник и вывернула его назад. — Нет.
— Верность — это все, принцесса, — сказал он мне, когда Рэт издал еще один низкий рык боли на ринге, — Братья доказывают это кровью на этом ринге, а женщины доказывают это тем, что заботятся о них, когда они закончат,
— Это такой пиздец, — прокричал я сквозь рев праздничных криков, когда Рэт пошатнулся и чуть не упал на колени, — Мам, ты не можешь серьезно быть согласна с этим?
— Согласна? — спросила она, и ее лицо было так похоже на мое, что его лицо скривилось от шока. — Харли, детка, это была моя идея.
Толпа снова закричала, привлекая мой взгляд к грязи, где Рэт упал на колени, покачиваясь, но все еще как-то вертикально. Его глаза, уже опухшие, красные от крови из пореза на лбу, нашли мои глаза, и они были полны агонии. Не только для него, но и для меня.
— Все кончено, ублюдок, — крикнул Гриз, а затем нанес последний жестокий удар по левой щеке Рэта.