Хождение Восвояси
Шрифт:
– Да слышали мы уже про этот куль! Что это такое, ты объясни лучше! – нетерпеливо мотнул длинноухой головой медвекрол.
– Культура – это такая ветвь магии, которой может научиться каждый, – ответил Иванушка.
– А что она может делать? – протолкался сквозь братьев Чи Хай.
– Почти всё, – улыбнулся царевич. – К примеру… Переворачивать возы.
– Это как?! Мне б такой научиться! Уж я тогда не стала бы!.. – взгляд осмелевшей Фигуры окатил презрением кроликов, как кипящим борщом.
– Очень просто. Для этого надо знать
Фигура наморщила лоб, припоминая:
– Это как в сказке, что ли? "Тюх-тибидюх"…
– "Тюк-перетюк" придумай еще. "Крибле-крабле-крубль" говорить надо! – авторитетно подсказала Лариска, первая из бояр преодолевшая сомнения по поводу новых компаньонов и их статуса.
– Шнипс-шнапс-шнуры надо говорить, – подтянулась на обсуждение Серапея.
– А может, "Кабуча"? – осторожно подошла Наташа, явно проведшая в обществе его премудрия больше, чем хотелось бы Гене.
– Можно их, – улыбнулся Иван. – Но лучше другие. Это простые заклинания. Настолько простые, что их может использовать даже тот, у кого нет магического дара.
Братья, лукоморцы, и даже вотвоясьские дамы окружили Ивана и его звероаудиторию кольцом.
– Вся их сила в том, что они взаимного действия, – продолжил царевич.
– Это как? – не понял кроколев.
– Смотрите и запоминайте. Самое первое и главное заклинание магии культуры – "Пожалуйста".
– Чего?.. – пренебрежительно скривилась Лариска.
– Запишите, Лариса Ивановна, – терпеливо повторил Иван. – "По-жа-луй-ста". Уважаемая Фигура, повторите, пожалуйста, свою просьбу к братьям Чи – не забывая волшебного слова.
– Волшебного слова?.. – круглая физиономия горничной превратилась в долгий эллипс. – Это – волшебное слово?.. Но это же просто…
– Пожалуйста, – повторил Иван.
– Пожалуйста, – пожала плечами она и, повернувшись к кроликам, от которых поспешили бы ретироваться даже тигры, открыла рот, вспомнила свои слова, закрыла рот – и покраснела.
– Ну или выразите ее по-другому, – ободряюще кивнул царевич.
Горничная потупилась.
– Братья Чи, – наматывая бахрому платка на палец, тихо произнесла она. – Помогите нам перевернуть наши возы. Пожалуйста.
Братовья устремили озадаченные взгляды на Иванушку.
– Что теперь?
– Когда произносят заклинание, каждый, кто занимается магией культуры, должен исполнить просьбу. Если, конечно, у него нет очень убедительных причин этого не делать.
Кролики переглянулись. Медвекрол снова поддернул отваливающийся рукав, задумчиво прищурил косые очи и проговорил:
– Так нечестно. А если я просто не хочу?
– Тогда ты не сможешь воздействовать на Фигуру магией культуры.
– Это почему?
– Если ты выполнишь ее просьбу, и захочешь попросить ее о чем-нибудь в ответ, она должна будет твою просьбу выполнить. Если у нее не будет уважительных причин ее не выполнять.
– А если не выполнит? – глаза брата –
– Тогда в следующий раз не сможет попросить тебя ни о чем, – развел руками Иванушка. – А если попросит, ты сможешь ей отказать.
– Да что она может такого… – начал было брат, поддернул осточертевший рукав, который, похоже, было проще оторвать, чем убедить оставаться на плече – и остановился.
– Фигура, – подцепил он когтями беглеца-рецидивиста, демонстрируя горничной – и в процессе отрывая окончательно. – Прикрепи его как-нибудь обратно. По-жа-луй. Ста.
Растерянность пробежала по лицу Фигуры и быстро сменилась улыбкой.
– Да пожалуйста! Снимай халат. А ты поможешь?..
– Да пожалуй-ста! – повторяя за ней, ухмыльнулся медвекрол во все клыки и махнул братьям-кроликам: – Идём!
Те не двинулись с места.
– А волшебное слово, брат Я? – важно скрестил руки на груди волкокрол.
– Пожалуйста!
Пока братцы-кролики вместе с братцами-тиграми, волками, крокодилами и прочим зоосадовским ассорти азартно переворачивали, а потом и разворачивали лукоморские экипажи, попутно считая, кто кому сколько раз выполнил "пожалуйста", к царевичам и сгрудившейся вокруг них экспедиции подошли Чи Хай Сам и вотвоясьские дамы.
Дуэньи смотрели на Сама с таким же выражением, как лукоморские лошади – на остальных братьев. Лепесток Персика семенила между ними, потупившись и сложив руки перед собой, как осуждённый на пожизненное заключение, которому в порядке облегчения приговора тюрьму заменили на смертную казнь.
– Мы требуем незамедлительно и безусловно отправить нас домой, в Синь Пень! – без предисловий и экивоков заявила Чу Мей – нос к небу, спина прямая, голос – как удар тарана в ворота.
Сам метнул отчаянный взгляд на Лепестка, и та, будто почувствовав, опустила голову еще ниже. Стиснутые пальцы ее побелели.
– Наша племяннитша нуждаетщя в ушиленном наджоре! – заявила Ду Вань.
Серафима не без сочувствия взглянула на Лепестка. Не хотелось бы знать, в чем этот "ушиленный наджор" будет теперь выражаться, и кто и у какого места это шило будет держать. Даже такая легкомысленная особа, как Ля Ля, не заслуживала подобного обращения. Но пока царевна раздумывала, что бы такого ответить, чтобы положение Лепестка не стало еще хуже, в игру вступила боярыня Серапея.
– Ей у ваш не наджор, а дожор уштроить надо!
О Ду Вань несколько раз открыла и закрыла рот, будто пережёвывая услышанное, сощурилась, буравя Синеусовишну взглядом – не насмехается ли та – и в конце концов вопросила:
– Это пошему еще?
– Потому што она у ваш жа швабру шпрятатьщя может! – подтверждая свои слова, боярыня ткнула узловатым перстом в девицу.
– Женшины фамилии О не ведают шлова "швабра"! – гордо надулась Ду Вань. – Они никогда не берут в руки… шварбру! Они даже не жнают, какая она иж щебя – эта… шравбра!