Хождение Восвояси
Шрифт:
– Зачем?! – Хай возвёл руци и очи горе, проглядел камень под ногами и едва не свалился. – Где мы столько ухватов возьмём?! И у меня и карманов-то нет!
– Будут, – успокоила Лариска, просунувшись между головами боярынь. – Мы тебе наряд боярина Геннадия дадим.
– Но он ниже и худее меня!
– До размеров боярина Демьяна мы тебя откормить не успеем, – покачала головой боярыня Настасья.
– И отчего просто нельзя поздороваться, сказать, что я пришёл взять в жены…
– Нельжя, – с садистским удовлетворением отрезала боярыня
– Да мы даже не слыхали про эти ваши обычаи! – взбунтовался пристроившийся рядом Ни.
– Не нашенские оне! – поддержал его Чи Я. – Не для нас то есть!
– У оборотней всё просто. Понравилась девушка – пришёл в ее пещеру, сгрёб при родителях – и к себе потащил. Если ты ей не по нраву, или родителям ее, дальше порога не уйдёшь, – гордо проговорил Пай.
– Точно! Во как свататься надо! – обернулся на лукоморцев Чи Сы. – А то "товар", "купец", "добавочная стоимость", "наложницы на каникулах"…
– Налоговые каникулы, Сычик, – с гордостью профессора за самого способного студента поправила Лариска.
– Я и говорю, – потупился брат Сы.
– Невеште хочешь обиду нанешти – шватайтещь не по-шеловечешки, – Серапея поджала губы с таким видом, как будто первая обида, не смываемая никакими криками "горько", уже была нанесена.
– Ухватом по кокошнику, соль за шиворот – и в пещеру, – предложила с коня Серафима не понятно в чью поддержку: ни одна из сторон не признала ее за свою.
Серапея фыркнула, братья переглянулись, покачали головами – "Не подойдет. Нет у нас пещер больше" – и воззрились на консультантов в окошке Серапеиного дормеза.
– Давайте, дальше рассказывайте, чего делать надо… – покорно вздохнул Сам.
Россыпь домиков с приподнятыми желтыми крышами вдоль кривых улочек у подножия горы сватовская экспедиция увидела сразу. Чего она сразу не увидела, так это суматохи на этих улочках, переходящей в панику. Люди пилили деревья и метались как обезглавленные курицы. Обезглавленные курицы валялись у спиленных деревьев. На обочинах была навалена домашняя утварь, одежда, обувь и даже мебель. На площади в чаше засохшего фонтана горел костёр, рядом лежала разделанная туша многоразовой коровы, а чуть поодаль философски наблюдая за беготней, стояли лошади, запряженные в телеги.
Иван и Серафима нахмурились, машинально покрутили головами в поисках того, у кого можно было выяснить значение сего перфоманса и, не найдя, пришпорили коней.
– Куда это они? – не поняли братья.
– Насаждать добро и причинять справедливость, – кисло хмыкнул чародей.
Если бы не его магия, привередливая сейчас, как принцесса без горошины, он бы уже мчался в первых рядах лукоморских рейдеров, но с его немагическими боевыми навыками даже в спор ввязываться было самоубийством, не говоря о блиц-рейде против неизвестного противника.
– О! Справедливость! – встрепенулись братья, давненько не вспоминавшие о волшебных словах магии культуры. – Приятного аппетита! Здоровеньки булы! С лёгким
И не успел его премудрие опомниться, как все восемь десятков Чи рванули под гору – только пятки засверкали.
Грохоча копытами по брусчатке, кони лукоморцев влетели в деревню, распугивая недобитых кур и – как выяснилось – недоизбитых поселян. Сенька зыркнула направо, налево… Крики, стук, звон, грохот, кудахтанье, люди в штатском, убегающие от людей в вотвоясьском военном… Откуда? Что за?..
Из распахнутых ворот, прижимая к груди эмалированную курильницу, выскочил старичок. За ним, отставая на пару шагов, но стремительно сокращая разрыв – вотвоясьский солдат.
– Отдай! – догнал он деда, повалил наземь и вцепился в предмет культа.
– Не отдам! Моё!
– Не трожь пенсионера!
Но окрик Серафимы не успел послужить предупреждением: ножны меча Ивана уже опустились на ухо грабителя. Глаза его моментально свелись к переносице, а действия – к опрокидыванию на спину. Перепуганный дедок свернулся клубком вокруг своего сокровища как вратарь, взявший пенальти, и замер.
– Дедушка? – слегка встревоженно позвал Иванушка, соскакивая с коня – и тут из-за угла вывалилось с десяток вояк.
Моментально оценив обстановку, они отбросили прилипшее к их загребущим ручкам деревенское барахлишко и выхватили оружие.
– Кто посмел поднять руку на Не Де Ли?! – скаля зубы и опасно щуря и без того не широкие очи, задал предводитель риторический вопрос, надвигаясь на Ивана в поисках то ли ответа, то ли сатисфакции. Судя по наличию меча в руке, и то и другое искать он собирался где-то внутри лукоморца.
– А вы кем ему приходитесь? – строго вопросил царевич.
Вотвоясец сбавил шаг и нахмурился.
– Десятник я! Дай О Дин моё почтенное имя!
– Очень нехорошо, господин десятник, – Иванушка печально покачал головой. – Из рук вон никуда, я бы даже сказал.
– Чего?.. – остановился Дай.
– Никудышный у вашей десятки моральный облик, говорю.
– Да?.. – меч О Дина чуть опустился.
– Конечно. Посмотрите: этот воин, чья обязанность – защищать мирное население, являя собой пример доблести и благородства, только что сделал попытку отчуждения частной собственности заведомо беззащитного пожилого человека с применением насилия против личности потерпевшего несмотря на ярко и безусловно выраженное несогласие с направленными на него противоправными действиями.
– Он сделал… что?.. – раскосые очи десятника медленно стали повторять траекторию глаз зашибленного вояки. Остриё меча ткнулось в мостовую.
– Баюн! Баюн! – заносились нервные шепотки вокруг десятника.
Из-за спины заднего вояки из группы поддержки лук и колчан со стрелами переместился на грудь. Прилетевший невесть откуда нож перерубил рог, но это лишь послужило командой для остальных перейти в активную фазу боевых действий. Мечи и глефы взметнулись, выставились вперед…
И тут с горы спустилась волна.