Хождение Восвояси
Шрифт:
– Проснись, умник хренов! – Сенька ткнула под бок У Ма, и тот вскинул голову, ошалело таращась по сторонам.
– Ф-х-то?.. Х-к-те?..
Царевна скрежетнула зубами. Кто мог знать, что этот экспонат филологической кунсткамеры надерётся вчера на неофициальной части переговоров! И по какому поводу! Именины автора лукоморской сказки "Сутулый конь"! И потом будет всю ночь ходить по лагерю с книжкой – откуда ведь только взял! – и цитировать наизусть страницу за страницей всем, за кого запинался, пока не свалится под кустом в самой гуще бродячего теста, куда залез в поисках пера Жар-птицы!
– Алкоголик! –
– Я… ик… простите, ваше высочество… не-ик-стойного… ик… я не он… ик… я… ик… в первый раз… ик…
– Вообще?! – поразился его премудрие.
– Ага… – виновато икнул толмач. – Питие спиртного… ик… смуща-ик душу… расслабля-ик тело… замутня-ик разум… и… ик… самое главное… препятству-ик… чтению.
– Ну так на кой пень надо было начинать?! Тем более, накануне такого дня?!
Но понимая, что вопрос это риторический, ответа никто не ждал, тем более что воспользовавшись передышкой, Дай уткнулся лбом в крышу, обхватил руками голову и тихо застонал.
– Алкаш… – прорычала царевна, неохотно извлекла из сумки бутылочку с гаоляновой водкой, одним запахом которой можно было травить тараканов и воскрешать не успевших смыться покойников, и протянула страждущему лингвисту. – Опохмелься.
– Нет! – испуганно отшатнулся он. – Опохмеление – прямой порочный путь к зависимости!
– Пей, говорю! Клин клином вышибают.
И Дай, торопливо опрокинув в себя содержимое фуфырика, схватился за чернила и свиток, записывая новую пословицу: "Клин… клинским… вы…".
– Представлять начали! – донёсся из-за гребня взволнованный шип Ивана. – Давайте!
Царевна сосредоточилась на кольце – подарке Сю Сю Сю… и рядом с группой заговорщиков возник огромный феникс. Красно-жёлто-оранжевый, с сияющим всеми цветами костра оперением, роскошным хвостом, крутой шеей, маленькой головой и лапами пятьдесят восьмого размера со шпорами девяносто третьего.
Как запланировали, на спину ей тут же вскарабкался Сам в самом ослепительном халате из гардероба управителя О, экстренно ушитого по фигуре Фигурой. Впереди него, почти на шею, дыша легковоспламеняемым выхлопом за всех драконов Вотвояси и Забугорья вместе взятых, взгромоздился Дай.
Серафима, терявшая с превращением дар речи, обернулась на Агафона: пора! Маг обреченно вздохнул, приподнялся на локте на несколько сантиметров над уровнем крыши и выписал свободной рукой заключительные пассы заготовленного заклинания. Над площадью прокатился гул, точно шумовка упала в медный таз из-под варенья, и тут же, продолжая кондитерскую тематику, небо пятнами окрасилось во все цвета смородины.
Рассудив, что, наверное, это и было запланированным величавым звоном со световыми эффектами в виде фейерверков, царевна оттолкнулась лапами и взмыла ввысь. Вслед ей, рассыпая брызги, метнулась липкая струя цвета крыжовенного джема – финальный, самый эффектный залп, как заверял Агафон. Пронесшись по баллистической траектории под ней, варенье обрушилось на зевак перед дворцом управителя О, вызывая весь спектр эмоций в зависимости от ценности наряда. Но если кто-то подумал, что на этом небесные знамения закончились, то им стоило лишь поднять головы.
Сделав почти элегантный разворот вокруг фонтана, царевна взлетела к балкону, где в состоянии ступора – настоящего даже у тех, кто репетировал его перед зеркалом остаток
Балкон закряхтел под их совместной тяжестью, но удержался. Серафима оглядела президиум с улыбкой во весь клюв, заставившей вотвоясьцев прижаться к стене.
Ка Бэ Дань ничуть не изменился со времени их последней встречи на гаоляновой дороге: тот же разинутый в изумлении рот, так же вытаращенные не по-вотвоясьски глаза и растопыренные пальцы, выронившие очередной символ власти на свои же ноги. Штаб копировал позу и выражение командира, словно последние полгода учения проходили исключительно в этом направлении.
"И это они еще не слышали, что сейчас скажет Дай – вестник Государев… Ка, конечно, потаращится, может, побухтит немного – но про себя. Против Государя не попрёшь. И оставим мы наших голубков жить-поживать, родню мужа пристроим в хорошие руки, а сами – к границе. Потому что если не этого духи хотели – то чего? Но если и это им не угодит…"
Додумать кары или расположить рычаги воздействия царевна не успела, потому что в это время Чи Хай расправил плечи, выкатил грудь колесом, победно оглядел собравшихся внизу воинов и ясиньпеньцев, и спешился молодецким прыжком. Замешкавшемуся толмачу Серафима хотела подставить крыло для плавного схождения, но он внезапно поднялся на ноги прямо на ее спине, помахал собравшимся внизу, поклонился, едва не нырнув головой вниз с высоты второго этажа, послал пару воздушных поцелуев пролетавшим мимо воробьям, ухватился за ее хвост – и повалился на балкон.
Если бы не быстрота реакции Чи Хая, экзерцис сей не обошёлся бы без тяжких телесных повреждений. Подхваченный же подмышки, он приземлился на ноги воителю Ка, заткнул перо из Сенькиного хвоста за ухо так, что оно свесилось до пола, похлопал по плечу невесту, пространно извинился перед Чу Мей, обернулся к народу… и извлёк из-под полы книгу.
Книги в их планах не было! Что за…
Серафима быстро перепорхнула на край балкона, дабы не загораживать обзор публике и лучше видеть самой, прочитала заглавие – и едва не свалилась на зевак. "Сутулый конь"! Какого?!..
Вспыхнувшие ее очи встретились взглядом с раскосыми очами У Ма, и недоброе предчувствие не шелохнулось – затарабанило в груди всеми доступными руками и ногами. А когда толмач поднял над головой фолиант и резким, но громким голосом возгласил на всю притихшую площадь: "За горами, за лесами, за широкими морями, ныне, в будущем и встарь живёт Нефритный Государь", она окончательно поняла, что он снова безнадёжно пьян, и ничего поделать с его бенефисом она не может, хоть и очень сильно хочет. Один взгляд на президиум – и стало ясно, что вторую ее мысль разделяло человек еще как минимум десять.
А тем временем Дай самодельным вотвоясьско-лукоморским хореем алкогольно-усиленным голосом, ухитряясь в каждую пятую строфу вворачивать творения Шарлеманя, рассказывал всем заинтересованным лицам, коих собралось не менее трёх тысяч, как "Нефритный государь", отец сей царь-девицы, не имея времени на личное посещение, водрузил их на любимого феникса и послал сюда, к ненаглядным подданным. Судя по бойкости повествования, это был далеко не экспромт.
Ка Бэ Дань, проявив недюжинные провидческие способности, начал недобро коситься на Сама.