Хождение Восвояси
Шрифт:
Но несмотря на пожелание и удовлетворение по поводу торжества справедливости над Обормоту Лёлька долго не могла заснуть. Лёжа на жестком татами под двумя одеялами, одно из них изрисованное Яриком [233] , она ворочалась с боку на бок еще долго после того, как брат сдался под напором усталости и мерно засопел.
До того, как чрезвычайное заседание было распугано тайсёгуном, выдвигалось множество предложений, как двум детям защититься от полчища кровожадных магов и самого влиятельного человека в стране, но ни одна из идей не выдерживала и самой легкой критики. Лёлька сгоряча даже предложила побег, но Мажору покачал
233
Это выяснится утром, когда Чаёку придет в ужас от необъяснимо почерневших за ночь лица и рук ее подопечной.
После завтрака готовая к отбытию экскурсионная группа важно выплыла во двор замка, сразу ставший маленьким и тесным. Шино, бесстрастный, как камень, шествовал впереди в окружении приближенных и детей. Император со своим двором, загадочно улыбаясь, неспешно следовал за ним. Третьей группой, хоть и разбившейся теперь на две подгруппы – или группировки? – шли Вечные и их старшие ученики. Замыкал процессию градоправитель с супругой и местными вельможами, не уставая кланяться и что-то бормотать: то ли репетировал прощальную речь, то ли не находил подходящих слов от переполнявших его чувств [234] .
234
"Наконец-то вы все отсюда свалите".
С натянутыми наспех улыбками в предвкушении нового сеанса тряски по колдобистой дороге со скоростью никуда не спешащего хромого носильщика гости принялись грузиться в ожидавшие их паланкины и на коней. Клика тайсёгуна быстро водрузилась в седла, маги, императорские придворные и присоединившиеся к ним лица, путаясь и путая в возникшей толчее, в конце концов заняли места в своих носилках, откинулись на спинки сидений в ожидании сигнала начальника императорской гвардии – но не дождались. Недоуменно сдвигая брови, один за другим несостоявшиеся путники стали выглядывать наружу в поисках причины заминки.
Ярик тоже высунул голову, то ли ломая голову, отчего никто никуда не идет, то ли в надежде высмотреть свет очей своих Синиоку Миномётовну.
– Ну и чего стоим? Кого ждем? – сонно вопросила княжна из глубины паланкина, не открывая глаз.
Посреди двора остались стояли якаямцы, не собиравшиеся никуда уезжать – и император. Насладившись изумленным вниманием и неизменно вежливыми, но с каждой минутой всё более недоуменными улыбками, Маяхата поднял веер над головой и театральным жестом распахнул его.
– Что…
Из дальнего угла, из распахнутых ворот конюшни во двор, нервно притопывая, поводя плечами и оглядываясь, показалась пара коней в диковинной упряжи и с непередаваемым выражением морд, а за ними…
Лёка захихикала, но перехватив обиженный взгляд тэнно, спешно скроила постную физиономию – хоть и багровую и с подозрительно надутыми щеками. Потому что за лошадями, прикрепленный к ним невесть каким макаром, выкатился черный лаковый с золотыми узорами паланкин на четырех высоких колесах, лучившихся алыми с позолотой спицами. На узенькой скамеечке без подножки, приколоченной к передней стенке, в официальном кимоно клана Маяхат с грацией коровы на заборе восседал возница. Девочка опознала в нем одного из императорских носильщиков, то ли разжалованного, то ли повышенного. По выражению его лица было похоже, что сам он придерживался первого мнения. Трое других носильщиков стояли на другой не менее узкой скамеечке, приколоченной к паланкиновому заду, с застывшими гримасами, намертво вцепившись в раму окна.
– Запасные? На случай, если колесо отвалится? – оптимистично предположил Ярик.
Император с ласковой улыбкой и тлеющим огоньком непривычного торжества в глазах оглядел присутствовавших:
– Представляю вам мой новый экипаж. Я нарек его "Черной молнией", хотя точнее было бы поименовать его "Первой ласточкой". Сегодня – знаменательный день наступления эры колесных паланкинов. С помощью таких, как "Молния", те же расстояния, что раньше, смогут быть покрыты в несколько раз быстрее. Я издал указ, по которому право на их производство будет принадлежать исключительно короне.
Свита, лишившись дара речи, молча таращилась на конно-колесное чудо. Паланкин на колесах? С лошадьми вместо людей? Но это же небывало… нетрадиционно… невероятно… быстро! Наверное.
Не дожидаясь, пока вельможи составят окончательное мнение, Маяхата обратил взор на Ивановичей:
– В знак особого благоволения я приглашаю наших маленьких гостей из Рукомото разделить со мной первую поездку.
– Лё… – высовываясь из-за плеча сестры, мальчик со сдвинутыми критически бровями разглядывал произведение новорожденного вамаясьского каретопрома. – Какая-то не такая она, тебе не кажется? Чего-то не хватает в ней.
– Хватает, не хватает… Конь-струкция такая! Кулебякин нашелся, тоже мне! – отмахнулась девочка и, зажимая подмышкой Тихона, первой выскочила из носилок. – Идем!
– Лё? – Ярик замешкался. – А может, я лучше в носилках?.. Верхом?.. Пешком?..
– Ноблесс оближ! – девочка зыркнула сурово в ответ, ухватила его за руку и потащила к императорскому экипажу, упиваясь завистливыми взорами двора.
Чего не хватало новому транспортному средству тэнно, Лёка стала догадываться сразу, как только тронулись с места, и поняла точно, когда кончилась мостовая.
– Дом-вспом-нил-ся, – подскакивая и приземляясь на мягкую – но недостаточно – подушку с частотой четыре выбоины на погонный метр, через час меланхолично проговорил чуть позеленевший Ярик.
– От-че-го? – спросила Лёлька, подпрыгивая в такт следующим колдобинам.
– Помнишь. В Пятихатку. К деду Назару. Ездили? Как они. С мужиками. По свежевскопан. Ному полю. На телегах. Наперегонки. Гонялись.
– Там не так. Тряс-тряс-тряс-ло, – вытрясло из девочки ответ.
– Ну-по-мень-се-ой! – княжич прикусил язык.