Хождение Восвояси
Шрифт:
Пока всё шло по плану.
Далее У Ма, любовно перелистывая открытый том, поведал, что по поводу грядущей свадьбы Государь провёл целую ночь в глубоком размышлении, не контролируя ход небесных светил, и даже пустив на самотёк течение рек и невыплёскивание морей.
Площадь молчала, переваривая свалившийся на нее с балкона неподъемный объем вселенской мудрости. Чи Хай улыбался как единственный человек, знающий, к чему всё это клонится, и который может от этого публично улыбаться. Восхищённый взор О Ду Вань ни на секунду не покидал посланца небес. Взглядом военачальника
Далее толмач пространно описал, как именно Нефритовый Государь пришёл к выводу, что каковы бы ни были предыдущие договорённости, а такая замечательная во всех отношениях дочь должна достаться исключительно наидостойнейшему претенденту.
На представление наидостойнейшего, с каждой строкой погружавшее военачальника Ка во всё более мрачное настроение, ушло еще с десяток строф. На словах "Красная девица сидит в темнице, сама не ест и другим не даёт" Чи Хай просиял, уловив каким-то непронумерованным чувством, свойственным только влюбленным, что сейчас будет ему счастье.
И тут Ка Бэ Дань вскипел:
– И каким, позвольте спросить, образом, наш наилюбимейший Нефритовый Государь, да будет благословенно каждое его дыхание и да продлятся его годы до бесконечности, определяет наидостойность будущего зятя?!
Сбитый с мысли, Дай растерянно остановился и даже слегка протрезвел. Глянув по сторонам, он впервые за последние десять минут осознал, где находится и перед какой аудиторией выступает. Паника исказила его черты, руки вцепились в единственный имеющийся якорь спокойствия – в книгу, и взгляд упал на знакомые страницы.
Несколько прочитанных строчек подействовали на него как бутылка валерьянки – на спирту. Дыхание нормализовалось, взор блаженно помутнел, книга закрылась… Глубокий вдох с его стороны – и выдох с Серафиминой…. Пронесло.
Словно в голове толмача во время паузы что-то переключилось, он перешёл на прозу. Потрясая фолиантом, точно это его собрались выдать замуж за немилого-постылого, и выпал ему последний шанс отбиться, У Ма возопил:
– И наказал мне передать Нефритовый Государь! Да расточатся его благословения на весь Белый Свет! Что получит в жёны прекрасную Лепесток Персика! Чья добродетель чиста и благоуханна, как… лепесток персика! Только тот, кто… кто…
Перо Серафимы выскользнуло из-за уха на пол. Чи ловко поднял его, протянул толмачу – и лик того внезапно просветлел. С новообретенной уверенностью он радостно прокричал:
– Конечно же только тот! Кто выполнит! Три! Задания!
Пауза. Присвист Чи Хая. Нервный вздох Ка Бэ Даня. Ахи, охи и вдохи-выдохи, не самый тихий среди которых – спикера.
– Тот, кто! Похитит! Жар-птицу! Отыщет! Царь-девицу! И сварится в двух водах! И в моло…ке…
Его отчаянное "Ой, ядрёная капуста… Наоборот же всё!.." потонуло в изумлённом гуле толпы.
– В тесто заворачиваться надо? – только и смог уточнить Сам.
В Большом Зале Приёма Наиболее Приближенных Сановников управителя О, прохладном даже в жару, атмосфера накалялась с каждым словом. Соискатели руки О Ля Ля и сочувствующие
– Разрешите нижайше попросить глубокоуважаемого мудреца и летописца Дай У Ма, посланника нашего всемерно превозносимого Нефритового Государя, объяснить не столь одарённым простым смертным, – старательно выговаривая титулы голосом, каким обычно рычат "Сдохни, гад!", обращался Ка Бэ Дань к притихшему во главе стола толмачу, – где располагается жар-птица, которую я до завтрашнего дня должен похитить.
– И я тоже! – напомнил о себе не столь изысканно Чи Хай.
Серафима, поняв, что терять им больше нечего, еще на балконе демонстративно приняла человеческий облик, провозгласила себя фениксом северного снега, и теперь восседала рядом с Самом с экспрессивностью сугроба. Ледяной взор ее скользил с партии Ка на растерянного не меньше Дая управителя и его приближенных, замораживая на корню все мысли в направлении ее видовой принадлежности и возможности ее использования как объекта похищения, а в голове метались мысли. Большая часть сговаривалась по поводу достойной казни алкоголику-любителю У Ма. Меньшая – в поисках подходящей жар-птицы для похищения в полевых условиях. Ни та, ни другая группа пока успеха не достигла. Конечно, Серафима могла предложить себя в виде феникса в качестве похищаемой, но правило одиночного превращения не отменил никто.
Но и без казней лукоморских, варьировавшихся от немудрящей "самого его найти, похитить и сварить" до самой жуткой – "лишить права чтения трактата Шарлеманя пожизненно", на окончательно протрезвевшего Дая больно было смотреть. Покрасневший, вспотевший, взъерошенный – похоже было, что он являлся одним из решающих факторов общезального потепления.
– Я… сказал… Передал слова Нефритового нашего Государя… да продлится его правление до бесконечности… как есть… В смысле, как есть передал… То есть дословно…
– Я, конечно, ни на что не намекаю… Но может, учёный муж У Ма был в состоянии некоторой… невменяемости… сознания… – вкрадчиво полюбопытствовал Хо Люй, бессменный старший советник военачальника Ка, – когда Нефритовый Государь, да расточатся его враги, изъявлял свою волю?
На лбу толмача выступила испарина. Лицо из алого стало багряным. Температура в зале подпрыгнула еще на три градуса.
– Сознание моё… было вполне… сознательным, – почти твёрдо ответствовал толмач.
– Вообще-то, я не совсем на это не намекал…
Толстолицый, с обвисшими ниточками-усами По Бе Дю, начштаба, отмахнулся от коллеги и устремил на Дая тяжёлый неодобрительный взгляд.
– Тогда вам не составит труда пояснить… – подключился он к допросу – и не закончил.
Воздух в зале вдруг замерцал зелёными искрами, заколыхался волнами прохлады, и перед статуей Нефритового Государя, с благожелательной улыбкой наблюдавшей из ниши за перипетиями установления истины, появился… появилась… появилось…
– Го… Го… Го… – только и смог пробормотать несчастный толмач. – Гоу-Гоу…