Хождение Восвояси
Шрифт:
– Нет, Синиока-тян, – мальчик строго покачал головой. – Ты отправишься домой. В саду может быть опасно.
– Тем более тебе нужна будет поддержка, Мажору-тян, – лукаво прищурилась девочка. – И пока ты меня домой не проводишь лично и не передашь в руки Окуни, я от тебя не отстану. А пока ты меня провожаешь, Тихо может снова сбежать.
– Синиока, так нечестно! – возмущенно возопил мальчик.
– Я честное слово буду слушаться каждого твоего слова, и туда, где опасно, не пойду, – кротко потупилась его сестра.
– Ты сама пообещала! Смотри мне! – Шино сурово потряс пальцем перед
– Да, Мажору-тян, клянусь котэнгу! – закивала она, как куколка, и ребята поспешили вперед под импровизацию Ярика вместо боевого марша:
– Ты не вейся, тэнгу-ворон, Над моею головой. Нагинатой схаракирю – Черный тэнгу, я не твой!Как и условились, за несколько поворотов до сада лукоморцы юркнули в придорожные кусты, а вамаясьцы продолжили путь, как ни в чем не бывало, исподтишка стреляя глазами направо и налево. Немощеная дорожка, чуть раскисшая после утреннего дождя, мягко проседала под гэтами, скрадывая звук шагов, но скрытность была им больше не нужна.
– Лунный свет серебрит листья сакур, – указывая на отцветшие, но не потерявшие красоты деревья, говорил Мажору. – Они прекрасны и днем, и ночью.
– Скоро ягоды нальются кисло-сладким соком, – степенно вторила ему Синиока – маленькая фудзин до мозга костей, – Надо напомнить Окуни, чтобы заказала для меня кимоно с нужной вышивкой. Опять заботы.
– Женщины умеют сделать из вишенки тыкву, это всем известно, – снисходительно усмехнулся мальчик, отворачиваясь, будто свысока, чтобы скрытно разглядеть подозрительную тень за кумирней. Кисть руки его, не видная с обочины, сделала условный знак, и сестра остановилась.
– Новое кимоно – это не пустяки, Мажору-тян! – возмущенно проговорила она. – И к тому же, кто и когда заказывал кимоно с тыквами? Над этим человеком будет смеяться вся Маяхата!
Глаза ее, расширившись от волнения, безмолвно вопросили: "Что ты увидел?"
– Для настоящего самурая всё пустяки по сравнению с путём меча, – Шино пожал плечами и сдвинул брови: "Гляди в оба". – Давай воскурим благовония божеству этого чудесного уголка!
Не дожидаясь ответа, он взял из горшка связанный пучок из восьми палочек и опустил их концы в теплый пепел тяжелой медной чаши, раскапывая до угольков. Несколько секунд – и благовония вспыхнули, озаряя кумирню красного дерева, кусты вокруг… и бледное перекошенное неприязнью лицо человека, в них прячущегося.
Разглядев его, Синиока невольно попятилась.
– Обормоту-кун! – громко, так, что, наверное, было слышно во дворце Миномёто, воскликнул Мажору. – Какой сердитый! И с мечами! От такого только ноги уносить подальше! Попадись на глаза – зарубит!
В кустах на той стороне дороги что-то зашуршало.
"Уходят? Надо потянуть время. Отвлечь."
– Что ты тут делаешь? – Мажору издевательски приподнял брови. – Потерял что? Или тебя уже выгнали даже из отцовской гвардии?
– Заткнись, сопляк! – Обормоту, багровый от гнева, выхватил дайто и взмахнул, рассекая кимоно на его плече.
Мажору отпрянул, налетел на сестру и упал, роняя ее и палочки
– Допрыгался, самозванец! – отложив общение с сестрой на потом, Обормоту торжествующе уставился на Мажору. – Против настоящего самурая, такого, как я, ты – изгой, буракумин! И поэтому место моё – в свите отца! Куда тебя не взяли, потому что ты молокосос!
– А тебя взяли – ночевать в канавах, как собака? – рявкнул Мажору, сжимая кулаки.
– Сам собака! – не остался в долгу старший брат и слегка подался вперед. Из-под клинка показалась кровь. – Вонючий гайдзин! Если я сейчас проткну тебя, отец мне спасибо скажет за то, что избавил его от сына-полукровки! Ты ничто! Никчемнее обгрызенной кости! Раздавленной ореховой скорлупы! Сгоревших благовоний! А я тут по важному делу!
– Неужели и вправду по важному, Обормоту-сан? Какая честь, – дрожащим голоском проговорила Синиока, склонилась в поклоне и застыла, исподволь, медленно протягивая руку к палочкам. Еще чуть-чуть… нет… еще немного подвинуться…
– Я сопровождаю ученика Вечного Кошамару во время очень значительной секретной встречи! – презрительно проронил Обормоту.
– Секретная встреча – это встреча, о которой никому нельзя знать? – невинно уточнил Мажору. Если бы не пот на лбу и расширившиеся от боли и страха зрачки, никто и не подумал бы, что между братьями идет не светская беседа.
– Именно! У меня важное тайное поручение от самого Вечного Таракану! И хочешь знать, какое? Ха! Так я тебе и сказал! Сыскал дурака! Но знай одно: ваши гайдзинские друзья из диких земель еще поплачут сегодня!
– Так ты говоришь, что где-то рядом находится ученик Вечного с тайным поручением навредить гостям тэнно? – голос Лёльки прозвучал из темноты, и в следующую секунду на дорожку из кустов выступила она сама. – Ты слышала, Синиока-сан? А ты, Мажору-сан? А мы и не знали…
Глаза старшего брата расширились, рот приоткрылся, то ли в беззвучном охе, то ли готовясь закричать, но Лёка дожидаться не стала.
– …И не узнали бы, что какой-то недостойный ученик Кошамару-старшего без ведома тайсёгуна, Извечного и самого императора среди ночи что-то замышляет против людей, находящихся под покровительством императора. Если бы не длинный язык главного хранителя их секретов, – сладко прищурилась она на старшего брата.
Обормоту не успел сразу выразить своё отношение к внезапному появлению врага номер один, а теперь ему было не до того. Потерянно озираясь, хватая воздух ртом, как рыба, пытающаяся спеть на берегу, он отступил на шаг, отводя – но не опуская – руку с дайто.
– Если с ними что-то случится, какая потеря лица будет всем уважаемым людям… Позор, смываемый только кровью, – снисходительно закивал Мажору, словно не в его грудь, а в Обормотову только что упирался меч. – В первую очередь – кровью самого главного болтуна Вамаяси, доверенного лица тайсёгуна Шино Обормоту.