Хождение Восвояси
Шрифт:
Лягух, не ожидавший такого маневра, разинул рот, расширил глаза, послал ей привычное "Быстрее вниз!.." – и потупился.
– Если тебе сложно одновременно говорить и укрывать нас, лучше говори. В такой темноте всё равно никто никого не увидит, – хмуро проговорила она.
"Прошу извинения, что не могу изъясняться так, чтобы вы оба меня слышали, но мои силы на пределе. Разговаривать с магом, хоть и необученным, для меня значительно проще, чем с человеком, не имеющим дара. Вы должны помешать Вечным нарушить охранные печати заклятий на двери, за которой заключен… амулет Грома", –
Лёлька с неестественно-неподвижным лицом медленно кивнула.
– Ага. Ясно. А че тут неясного-то? Должны. Мы с Яром. Помешать Вечным. Забрать то, за чем они охотились десятки лет. Всего-то.
– Чего?! – паника исказила физиономию княжича. – Мы?!..
– Ага. Мы, – деревянно ему улыбнувшись, Лёлька впилась негодующим взором в лягуха – и вспыхнула: – Ты что, с ума спятил, да?! Может, когда мы это всё сделаем, и если у нас останется до завтрака свободных минут десять, нам еще котэнгу Миномёто быстренько вернуть, амулет Тишины найти, с глиняной арми…
"Не надо".
– Что?! – возмущенно переспросила девочка, на скаку сбитая с летящей, как валькирия, подрабатывающая гарпией, мысли.
"Искать амулет Тишины, – виновато пробормотал лягух. – Не надо".
– При чем тут какой-то дурацкий амулет Ти…ши… ны… Ти…хон?..
Глаза ее расширились во внезапном понимании, губы округлились, вылепляя большое круглое "О", а потом добавили, тоже большими буквами: "С дуба падали… листья ясеня…"
– Лё? – брат ее испуганно вцепился в рукав. – Лё? Что? Что случилось? Что он сказал?
Но девочка, не отвечая, впилась взглядом в глаза лягуха:
– Врешь! Не может быть! Если бы ты был амулетом Тишины… – тут Ярик ахнул, в момент забывая все страхи, – …Адалет знал бы! Он обменял бы тебя на… на… Или не обменял бы? Или он не знал, а ты не хотел быть обменянным?!
Тихон понурился, но голос его в ее голове звучал не менее решительно:
"Простите меня. Но ты права – очень старые и очень рассеянные чародеи часто сами не знают, что попадает к ним в руки. А если это еще и не имеет практической пользы и не употребляется в первые пять-десять лет…"
– Так значит, он не знал! А ты специально!.. специально!!!.. – Лёлька с негодованием тряхнула его так, что будь у него зубы – остаться ему без языка. – Ты мог признаться! Рассказать вамаясьцам! И тогда они отправили бы нас домой! В тот же день! Ты… ты… ты… Предатель!!!
– Лё, что он сказал?!
Но горло деврчки сжалось, а глаза противно защипало.
– П-предатель!.. – только и смогла выговорить она.
"Простите… – голос Тихона звучал еле слышно. – Я невероятно сожалею о том, что мне пришлось совершить. Я виноват перед вами… и всегда буду в долгу… Но я был просто обязан воспользоваться подвернувшимся случаем."
– Каким еще случаем?! Зачем?!
"Найти часть себя. Вернее, не только… или не столько… Это очень старая и долгая история… но… Я понял, что если в скором времени мы не встретимся с тем, кого… или что… вы называете амулетом Грома…"
– То что?! – забыв про конспирацию, выкрикнула возмущенно девочка.
"То пророчество сбудется", – тихо договорил амулет.
– Да! – прорычала княжна. –
"Прошу меня извинить. Я, кажется, снова ухитрился обидеть тебя и уклонился от темы", – сконфузился Тихон.
– Так. Маленько, – дрожа от возмущения и обиды, процедила девочка. – Вообще-то ты собирался рассказать нам, с какой радости мы должны помогать тебе – теперь.
"Вы имеете полное право гневаться на меня. Но прошу вас. Умоляю. Вы не должны допустить Вечных до Грома. Они не смогут его контролировать."
– Тем хуже для них, – мстительно фыркнула княжна. Тихон грустно покачал головой:
"Тем хуже для всех в радиусе десяти тысяч самураев. Вы обратили внимание на людей?"
– В смысле, на работников, самураев и учеников, которые тут толкутся? – повторила Лёлька для Ярика, застывшего со сконфуженным видом человека, безуспешно подслушивающего слова, обращенные к нему лично.
Ребята переглянулись, вспоминая какофонию чувств на лицах людей из кланов Кошамару-младшего и Тонитамы, промелькнувшую перед их взглядами за время спуска.
– Страх. И будто ждут беды какой-то. А самураи и ученики – словно сражаться с кем-то собрались. Может, даже друг с другом, – подытожил воспоминания княжич.
"Да. Вы не чувствуете этого потому, что я вас закрываю, – проговорил амулет. – Я сдерживаю его, как могу. Его полная сила пока не ощущается, но когда охранные заклятья будут сняты, никто не сможет ему противостоять. Вечные и их ученики все вместе смогли бы. Но, во-первых, для этого они должны объединиться, но проще объединить воду с маслом. А во-вторых, у них не будет времени для подготовки."
– Много надо? – уточнила княжна.
"Несколько лет. Империя Вотвояси несколько сотен лет назад погрязла за этот срок в междоусобных войнах, придворных интригах и клановых дрязгах – и их маги сделать с Громом не смогли ничего."
– Так это всё – правда, не выдумки восвоясьцев? И всё – из-за какого-то там несчастного амулета?!
"Да. Хотя как раз несчастным-то оказался далеко не он. Пока он был на воле, люди не могли противостоять его влиянию. Кто-то ощущал его больше. Кто-то меньше. Но не было человека невосприимчивого. Из двух решений проблемы – мирного и агрессивного – определенный тип людей выбирал второе. Другой тип, если приходилось драться или бежать, бежал. Злопамятство было возведено в ранг добродетели. Что такое бескорыстная помощь, было забыто. Прощали только затем, чтобы потом отомстить. Предательство вошло в норму жизни. "Око за око", "своя юката ближе к телу", "на чужой платок не разевай роток" [260] и тому подобные поговорки появились именно в ту эпоху".
260
Знание этого конкретного выражения – лишнее подтверждение того, что почтенному амулету Тишины в процессе скитаний по Белому Свету пришлось побывать и в Мюхенвальде времен правления Шарлеманя Семнадцатого.