Хождение Восвояси
Шрифт:
– Надо провести ритуал изгнания злых духов, – поёживаясь, нервным эхом повторил щуплый узколицый ученик. – Не думаю, что это сам Акума… сан… – добавил он на всякий случай, немного поразмыслив, – но определенные нездоровые эманации тут недвусмысленно ощущаются.
– Надо, надо, – угрюмо буркнул сутулый ученик справа от него. – Нас отсюда изгнать надо. И чем скорее, тем лучше. Самая здравая идея Вечного Тонитамы за три дня.
– Самая лучшая твоя идея, дайникю, за сорок два года, – неприязненно зыркнув черными угольками глаз на соседа, произнес то ли лысый, то ли гладко выбритый крепыш напротив
– Не ссорьтесь, – холодно оборвал их Тонитута. – Я, как врачеватель, понимаю, что это от нервного перенапряжения, и что многие позже пожалеют о сказанном… и не сказанном… – обвел он бесстрастным взглядом своих учеников, не выступивших на его защиту, – но сейчас надо заняться делом.
– Слова моего коллеги – корзина золота, – кивнул Нерояма и встретился глазами с каждым из молодых чародеев по очереди. – А молчание иногда может весить как две корзины золота. И маленькая тележка жемчуга.
– Да, сенсей, – потупились недогоревшие и перегоревшие воинственные взоры.
Лёлька, затаив дыхание наблюдавшая за этой сценой, тихо простонала. Изгнание закончилось, не начавшись. Время снова пошло. Что делать теперь? Что?! Планы, казавшиеся такими хитроумными метров полсотни выше, рассыпались в прах: ни прятать, ни ломать в этом зале было нечего. Россыпи битого камня, нападавшие с щербатого потолка, несколько валунов размером со свинью, гладкие и бесформенные, пыль, темнота, и это треклятое гудение, от которого свербели зубы и чесались глаза.
Нет, конечно, какие-то корзины и коробки валялись на границе полусвета и тьмы, но вамаясьцы не обращали на них никакого внимания, да и всё равно прятать эту тару было некуда.
– Тихон! Они начинают! Что делать?!.. – шепотом взвыла Лёлька. Но амулет лишь напряженно шепнул: "Не могу… держу его… вас прикрываю… не могу больше ничего… думай…"
Думать?! Когда от гуда мозги превращались в кашу?! А сам он перловкой или овсянкой думать когда-нибудь пробовал?!
Чародеи встали в круг, вытянули правые руки, соприкоснувшись вершинами своих загадочных брусков-кристаллов, вдохнули-выдохнули глубоко и сжали губы. Лёка ожидала, чего угодно – медитации, репетиции, спевки, игры в камень-ножницы-бумагу, но то, что произошло дальше, повергло ее в панику.
Нерояма поднял левую руку – и к распроклятому жужжанию добавилась новая нота, низкая и монотонная. Девочка не сразу поняла, что этот звук издавали волшебники. И пока она гадала, что бы это значило, валуны, разбросанные по углам зала, вспыхнули пронзительным светом. Синий, сиреневый, голубой, фиолетовый, лиловый, и еще несколько цветов, названия которым Лёлька не успела ни вспомнить, ни придумать.
Девять! По числу магов!
– Что это? – испуганный Ярик прижался к сестре – и едва не запрыгнул к ней на руки: от камней по полу побежали-зазмеились верткие молнии: сначала навстречу друг другу, потом, покрывая пол мелкой, ни на мгновение не останавливающейся сетью, к центру.
Лёлька не знала, что будет с человеком, наступившим на молнию – или с человеком, под ноги которого эта молния подскользнет, и выяснять не собиралась. Стиснув зубы, чтобы не завизжать, она заскочила на камень величиной с яблоко, поняла,
– Вставай!
И только княжич успел водрузиться, как синие молнии от ближайшего валуна прозмеились под ними, сошлись с другими в середине зала, подпрыгнули и влились в бруски вамаясьцев, окрашивая их в разные цвета.
В тот же миг гудение стало прерывистым и более низким. Молнии заметались по полу как бешеные, встречаясь друг с другом и выбивая фонтаны белых искр.
– Лё!.. – в ужасе пискнул Ярик, балансируя на камнях как на краю пропасти.
Несколько искр упало на лукоморцев, но кроме прожженных в одежде дыр иного вреда не принесли. Лёлька попыталась выдохнуть – и поняла, что нечем, потому что дыхание было не только задержано, но и арестовано, осуждено и даже успело отбыть небольшой срок. Судорожно хватая воздух ртом, она еле расслышала голос амулета Тишины, заглушенный неистовым стуком сердца:
"Помешай им… помешай… быстрее… прошу…"
Ровная нота гудения стала прерывистой и низкой.
– Как помешать?! – шепотом возопила девочка, и вдруг поняла, что что-то вокруг изменилось.
"Смотри", – пробормотал Тихон, и в воздухе вокруг места упокоения амулета Грома толстыми травянисто-зелеными линиями засветилась еще одна сеть. Но только девочка успела понять, что это было заклинание, защищающее Гром, как молнии цвета перезревшей сливы выстрелили из брусков вамаясьцев и побежали по зеленым тропинкам древнего заклятья.
Сперва ничего не происходило, и княжна даже было подумала, что чары Кошамару и его команды оказались бессильными, но Тихон шепнул сипло, на грани слышимости: "По…ме…шай…" – и она заметила. Незаметно, медленно, по муравьиному шажку, зеленые линии становились тоньше и бледнее. Непонятно как, но девочка почувствовала, что когда зеленые линии сгинут, амулет Грома окажется на шаг ближе к выходу в свет. Белый Свет. Сколько всего этих шагов исхитрились вотвоясьские маги заложить в свою систему безопасности, она не знала, но что-то подсказывало, что на марафон рассчитывать не приходилось. Нота гудения снова изменилась, и теперь звуки под низкими сводами напоминали распевающийся гаттерийский хор.
"По…ме…"
Хор…
Зеленые линии под натиском фиолета уже не истончались – крошились, оставляя подземный зал залитым болезненным синюшным светом.
"По…"
Хор!
И тут Лёльку осенило.
– Яр, помогай!
– Что?..
Не теряя время на ответ, она набрала полную грудь воздуха – чтобы с запасом – и звонкий девичий голосок вплелся в многотональное магохудожественное мычание, как оглобля в косу:
– На окошке два цветочка Голубой да синенький! Продают два огурца – Выбираю длинненький! На дороге стоит конь – Белые копыта! К милке в двери не пойду, Коль окно открыто!..