Хозяйка магического экспресса

Милованова Анастасия

– Что это? – не удерживаюсь я от вопроса, хотя догадываюсь, что произошло.

– Лисы учуяли фуршуня? – задаёт вопрос стоящий рядом жандарм, но обращается к командору.

– Возможно, – потирает тот подбородок. – В любом случае нам следует как можно быстрее тут закончить. Гратта, указывайте направление.

– Оно тут одно, командор, – хмуро отвечает Маркус, не давая мне и слова вставить. Подбородком указывает в противоположную от подъёмника сторону. – Ваши ребята более подкованы в плане защиты. Не могли бы

вы идти вперёд?

– Конечно, любезный грат Фаст, всё во благо общей миссии. – С ехидной улыбкой на губах Ремер чуть склоняет голову. А потом, резко преобразившись в холодного командующего, бросает приказ подчинённым: – Редмор, Филард, вперёд. Томашес, прикрываешь тыл.

– У меня от него мороз по коже, – произношу я, уткнувшись Маркусу в ключицу.

– Не у одной тебя, – в тон мне отвечает он и, на секунду сжав в объятиях, подталкивает вперёд. – Иди в середине, я составлю компанию Томашесу. А то идём как под конвоем.

Я неуверенно киваю, но спешу вслед за Ремером. Маркус, как и обещал, занимает место рядом с жандармом и даже обменивается с ним рукопожатием. Иллюзорная, но видимость перемирия.

Следующие пятнадцать минут проходят в сосредоточенном продвижении вглубь старой выработки. Ни свечей, ни магламп тут уже давно нет, но сами стены туннеля будто бы подыгрывают нам, зажигаясь вместе с тем, как мы преодолеваем метр за метром. Жуткие звуки, что издают пока невидимые нам лисы, никуда не исчезают. Но мозг подстраивается под них, постепенно принимая как не совсем обычный звуковой фон.

Мы минуем несколько перекрёстков и еле заметных ответвлений. Но, точно ощущая направление, где сейчас находится Кропалёк, я продолжаю двигаться вперёд. И можно было бы добраться до месторождения, не проронив ни слова, но, похоже, командор настроен пытать меня светской болтовнёй.

– Агата… Вы же позволите обращаться к вам просто по имени? – Командор бросает на меня быстрый взгляд, считывая мою реакцию. Дождавшись утвердительного кивка, продолжает:

– Вот и хорошо. И ко мне тогда можно просто Рикард и на «ты». Так вот, Агата, меня не покидает один вопрос. Это же шахта?

Ещё один кивок с моей стороны.

– Тогда где же оставленное оборудование? Да, потрёпанное временем, но всё же. Вагонетки? Да рельсы, в конце концов. Вы же как-то транспортировали армелит в погрузочный зал?

Какое-то время я иду молча. Пытаюсь вспомнить, что рассказывала мама о центральном забое. В памяти почему-то всплывают не её истории, а сами моменты, когда она, сидя в старом скрипучем кресле на веранде, принималась рассказывать историю нашего мира. В моих воспоминаниях на улице всегда светит летнее солнце, а из кухни тянется шлейф коричного аромата – это папа баловал нас очередным своим шедевром.

Я невольно улыбаюсь этим призракам былой жизни. Но рядом тот, кто мог участвовать в той самой облаве, а потому я загоняю чувства

в самую глубь памяти, оставляя лишь то, что нужно для ответа командору.

– Это самая первая шахта, которую пробили и выработали в нашем мире, – произношу я, глядя себе под ноги.

Ощущение, что я на уроке, усиливается, когда на мне замирает изучающий взгляд Ремера.

– Она иссякла ещё до моего рождения, и на месте шахтовых комплексов построили администрацию Тиамара. В самой шахте проводили различные обряды: это и единение пар, и рождение детей, и отпущение душ. Естественно, что все пути и оборудование также демонтировали.

– То есть это своего рода святилище твоего народа? – допытывается командор. – А что за отпущение душ, Агата?

Я бросаю короткий взгляд назад: просто убедиться, что с Маркусом всё в порядке. Постоянно переживаю, что Ремер разговорами просто пытается отвлечь меня от чего-то главного, скрытого. Но Маркус всё так же плетётся в хвосте, укрытый, как ни странно, щитом жандарма. Это окончательно расслабляет меня. Раз уж Маркус спокоен, то и я могу поболтать с командором. Завалю его уроками истории шахтёров Тиамара!

– Отпущение душ – это похороны, командор. Мой народ верил, что все мы пришли из армелита и в него должны вернуться. А Скользящие – это проводники душ. Поэтому мёртвых приносили сюда, и после ряда ритуалов священники из числа мне подобных отправляли тело в Межмирье.

Я не удерживаюсь от того, чтобы не взглянуть на Ремера. И с удовольствием наблюдаю удивление на его лице. Видеть, как ползут вверх брови этого саркастического подонка, – дорогого стоит.

– То есть ваши священники и впрямь так делали, а не сжигали тела? И теоретически в Межмирье сейчас может находиться множество трупов?!

– Я не знаю, – усмехаюсь в ответ. – Но Межмирье умеет очищаться, избавляясь от инородных объектов.

– Откуда ты это знаешь? – подозрительно прищурившись, спрашивает Ремер.

– Я Скользящая. – В порыве чувств я прижимаю руки к груди. – Это знание во мне. Это как о чём-то никогда не слышать, но знать, что так всё и есть. Вам этого не понять, командор.

Тот не отвечает, о чём-то глубоко задумавшись. С его лица слетает маска холодного управленца, а по лбу пробегает глубокая морщина.

– Ты права, мне не понять. Но я пытаюсь, – спустя несколько минут выдаёт он.

Прежде чем я успеваю задать вопрос, зачем охотнику за головами Скользящих вникать в суть наших верований, идущий впереди Редмор вскидывает руку и показывает в правое ответвление на следующем перекрёстке. Там отчётливо разливаются разноцветные всполохи, и это либо залежи армелита, либо лежбище лис.

Все вопросы разрешает появившаяся из-за поворота мордочка Кропалька. Увидев нас, он испуганно фырчит и разворачивается, пытаясь дать дёру. И я даже понимаю почему.