Хозяйка старого поместья
Шрифт:
Я не боялась, что его милость осудит меня – по его письмам я уже поняла, что он был добрым и тактичным человеком. Но даже если бы и осудил, то что с того? Он был для меня чужим человеком, и его мнением я могла бы пренебречь.
Но стоило мне подумать так, как я вынуждена была признать, что это было неправдой. Отчего-то мне показалось важным услышать одобрение именно от него. И было ужасно жаль, что ответ на это письмо я смогу получить только через несколько недель.
И от таких невеселых мыслей особенно приятной неожиданностью стало то, что вручив на следующее утро почтовому служащему одно письмо, я в, словно в
В предыдущем письме я, наконец, решилась признаться барону в том, что открыла в своем поместье цех по производству ароматизированной воды. Я постаралась, как смогла, обосновать мотивы своего поступка, и всё равно мне показалось, что для его милости они окажутся недостаточно убедительными.
И теперь я открывала его письмо дрожащими руками, боясь, что оно окажется слишком коротким, и это будет означать лишь одно – что господин барон не хочет более иметь со мной никакого дела, потому что я пренебрегла дворянской честью и опустилась на уровень более низкого сословия.
Но нет – в конверт были вложены несколько листов бумаги, и я, уняв взволнованное дыхание, приступила к чтению.
«Любезная госпожа, надеюсь, мое письмо застанет Вас, как и прежде, в добром здравии и превосходном настроении!
Я отвечаю Вам сразу же, как только прочитал строчки, написанные Вашей рукой, и надеюсь, что почтовая служба доставит Вам письмо как можно скорей.
Как вы могли подумать, Ваше сиятельство, что я осмелился бы хоть в чём-то Вас упрекнуть? Напротив, я восхищаюсь Вами всё более и более, и боюсь лишь, что я не сумею складно изложить свои мысли для того, чтобы Вы смогли почувствовать это.
Уверен, что если бы всё сложилось по-другому, и мой добрый друг и Ваш супруг был подле Вас, Вам не пришлось бы взваливать на себя такую ношу. А в том, что Вы пренебрегли мнением общества для того, чтобы спасти свою семью и своих людей, нет ничего дурного. И Вы ничуть не опорочили имя де Валенсо. Не сомневайтесь – Эмиль сказал бы Вам ровно то же самое».
Прочитав эти строки, я не могла не улыбнуться. Эта поддержка со стороны почти незнакомого мне человека была для меня очень важной.
Мне не удалось сразу прочитать письмо целиком – в комнату с какими-то вопросами вошла мадемуазель Тюрье, и я положила листы в секретер, а потом, отвлекшись на хозяйственные дела, мыслями возвращалась к ним снова и снова. И едва дождалась вечера, чтобы вновь заскользить взглядом по этим размашистым неровным строкам.
«Надеюсь, заботы о хозяйстве на занимают Ваше время целиком, и хоть иногда Вы позволяете себе провести вечер за томиком стихов или чтением нового парижского романа? Я хотел с этим письмом прислать Вам прелюбопытнейшее произведение - «Матильда д’Агилар» некоей Мадлен де Скюдери, владелицы знаменитого парижского салона, но моя служанка пролила на книгу суп, приведя ее в совершенно ненадлежащий вид. Но я постараюсь отыскать для Вас что-нибудь другое, не менее увлекательное. И не судите строго, если вдруг я пришлю Вам роман, который Вы уже читали – мы находимся слишком далеко от столицы, и всё новое добирается до нас с большим трудом.
И прошу Вас, Ваше сиятельство, не пренебрегать заботами о собственном здоровье и здоровье Ваших близких. В наших краях недавно заговорили об множестве тифозных больных – до Бретани
За сим откланиваюсь и буду с нетерпением ждать Вашего ответного письма – если, разумеется, Вы не захотите лишить меня удовольствия знать о Вас то немногое, что Вы считаете нужным мне сообщить.
Передавайте поклон Вашим детям и ее сиятельству.
С совершеннейшим к Вам почтением, барон Пуанкаре».
Глава 40
Через пару дней я решила снова съездить в поместье Маруани – если Мэрион была больна, то у нее уже должны были проявиться симптомы. Но если она была здорова, то ее следовало оттуда забрать, прежде, чем она на самом деле заболеет.
Но кучер, которому я велела запрягать лошадей, пришел от моей затеи в ужас.
– Ваше сиятельство, как можно? В такое время лучше сидеть дома и к себе никого не пускать. У вас дети малые, ваше сиятельство – подумайте о них!
Я понимала, что он прав, но ничего не могла с собой поделать – почти прозрачная Мэрион Маруани так и стояла у меня перед глазами. И пусть она никогда не делала для меня ничего хорошего, а ее брат так и вовсе принес мне и моей семье много зла, но я не могла поступиться собственными принципами.
Но и заставлять кучера ехать в место, где могли находиться больные тифом, я не могла – у него тоже были маленькие дети. И я запрыгнула на козлы и взяла в руки вожжи.
– Как можно, ваше сиятельство? – кучер мигом пошел на попятную.
Но раньше, чем он забрал у меня вожжи, это сделал месье Эрве.
– Я сам отвезу вас, ваше сиятельство! Нет-нет, не возражайте! Но пообещайте, что не станете приближаться к мадемуазель Маруани, если она всё-таки окажется больна. И будете держать у лица смоченную в вине тряпицу. И не будете снимать перчатки. И не посадите мадемуазель Маруани к себе в карету – она вполне может расположиться на запятках. И когда мы привезем ее сюда, то разместим отдельно и не позволим ей войти в дом. И первые несколько дней слуги будут просто приносить ей еду и тоже не станут к ней подходить.
Я охотно пообещала ему это, поскольку это всё вполне согласовывалось с моими собственными мыслями. И еще добавила:
– Может оказаться, что вы напрасно дали мне эти советы, месье! Боюсь, в каком бы состоянии ни находилась мадемуазель Маруани, она не захочет поехать с нами и предпочтет остаться у себя дома.
– Дома? – хмыкнул управляющий. – Кажется, это уже не ее дом, и когда ее родственник сумеет его продать, новый хозяин наверняка попросит ее оттуда удалиться.
Мы взяли с собой три корзины с продуктами – этого хватило бы Мэрион и управляющему поместьем Маруани по крайней мере на неделю. Но когда мы прибыли туда, то быстро поняли, что управляющий в этом уже не нуждался. Его бездыханное тело лежало в нескольких шагах от сторожки, и над ним кружилось полчище мух.