Хрен С Горы
Шрифт:
Ладно, не будем унывать раньше времени. Металлический инструмент в соединении с мелиорацией и ирригацией позволит поднять производительность сельского хозяйства. А там и местную мораль начнём потихоньку менять: надо будет поспрашивать Сектанта, что там его тенхорабизм говорит по поводу прожирания общественного богатства на многолюдных пиршествах. А если Путь Истины и Света не порицает подобную порочную практику, придумаю для «макак» религию с запретами на частые гулянки — оставлю два или праздничных дня, в которые можно будет закатывать пышное застолье, чтобы мои подчинённые совсем не свихнулись от отсутствия привычных обитателям Пеу радостей — и баста. А в остальное время будем
Визг свиньи, лишившейся жизни для сегодняшнего пира, многоголосый шум со всех сторон — гости и мои орлы, разбившись на мелкие группки, вели мужские беседы о хозяйстве, рыбалке, охоте, магии с колдовством, а также о сексуальных подвигах и похождениях — всё это как-то мало способствовало упражнениям в чистописании. Так что остаток дня до самого мероприятия я посвятил общению с иногородними участниками и начавшими подтягиваться мархонскими обитателями.
Переходя от одной кучки гостей, разбавленных «макаками», к другой, я после обязательных вопросов о состоянии хавроний и видах на урожай принимал участие в неспешных мужских беседах о рыбалке, охоте на разную мелкую живность, ещё оставшуюся на нашем острове, черепашьих и крабьих бегах, сексуальных похождениях и т. д. Изредка разговор поворачивал на непонятное поведение вохейских торговцев. Все обитатели порта и окрестностей просто терялись в догадках, чего это чужаки торчать невесть где, вместо того, чтобы пользоваться гостеприимством старых знакомых. И многим из числа регоев и «сильных мужей» эти странности не очень нравились.
Взгляд мой скользнул вдоль очередной компании, жующую местную жвачку из травы и особого вида земли. Среди парочки «макак» и тройки людей какого-то вэйского старосты торчал Отукоме. Я уже собирался пройти мимо — нечего тратить время на мелких сошек, обойти бы до начала пира, никого не обидев, всех собравшихся на нашем холме «сильных мужей». Но тут в глаза бросился браслет с несколькими сине-зелёными камушками на запястье гонца-кесу. Так что пришлось уделять внимание мелким сошкам-вэйцам, заводя обычную бодягу о свиньях, урожае и прочем.
— Гляжу, ты Отукоме, имеешь друзей в Сонаве — не стал я терять лишнего времени.
— Почему ты так думаешь, Сонаваралингатаки? — недоумённо спросил кесу.
— Вот — я ткнул пальцем в заинтересовавший меня браслет — Камни, которые я встречал раньше только в Сонаве, когда посещал свою родню по материнской линии.
— Нет — осторожно и как бы даже сожалея, что вынужден разочаровать столь важное лицо, ответил посланник северного соседа — Эти камни дал старший брат мужа моей двоюродной сестры. А он подобрал их, когда искал птицу комуси в безлюдных местах земли Талу.
— Какая птица комуси! — не выдержал один из вэйцев — Последних из них перебили во времена моего деда!
Тут завязалась ожесточённая дискуссия, посвящённая древней макрофауне Пеу, безжалостно истреблённой предками нынешних его обитателей. Птица комуси, про которую неоднократно упоминали предания о заселении острова, как я понял, была неким аналогом новозеландских моа — огромная нелетающая дура, относительно лёгкая добыча охотников. Наряду с так же истреблёнными крупными сухопутными черепахами — основой объект охоты в легендарные времена.
И теперь
— Нет — непонимающе ответил тот.
— Но море же есть? — вкрадчиво поинтересовался я.
— Да.
— Но мы же его не видим. Откуда ты знаешь, что оно есть?
— Если сейчас подняться на дозорную вышку, мы море увидим — пришёл ему на помощь один из «макак».
— Вот и с птицей комуси так же — отрезал я — Сначала отправьтесь на луга Верхнего Талу, убедитесь, что там нет ни одной из них. Вот тогда и смейтесь сколько угодно.
И обращаясь к кесу: «Я бы хотел побеседовать с твоим родственником о его поисках. Думаю, ему есть что рассказать. Даже если он и не сумел добыть комуси».
— Он действительно не принёс ни одной такой птицы. Но зато смог убить десятки табеков и топири.
— Ого — произнёс я. Табеки размером с курицу — самая крупная из местных птичек, сумевших избежать окончательного истребления, нынче водится не везде. А перья топири шли на плащи верховных правителей Пеу.
— Но его отец убил двух комуси. И, если ты, Сонаваралингатаки, когда-нибудь посетишь Уке-Поу, где живёт Пинарапе, старший брат мужа моей двоюродной сестры, то можешь сам увидеть их скелеты, которые он сохранил в целости.
— Не знаю, сумею ли до конца сухого сезона добраться до Уке-Поу — покачал я головой — Сначала нужно встретить гостей из-за моря. А они чего-то не торопятся. Затем следует проучить болотных червей. Но Пинарапе, старший брат мужа твоей двоюродной сестры, может сам прийти в Мар-Хон. Если я буду здесь, то с радостью послушаю его рассказы. А если я буду занят на юге, то его примут как дорогого гостя оставленный мною человек. И в любом случае Пинарапе будет оказан самый радушный приём.
Оставив гонца-кесу в компании охреневших от оказанного тому внимания со стороны таки, я двинулся дальше, машинально интересуясь состоянием свинского поголовья и видами на урожай корнеплодов, да слушая вполуха рассказы регоев, «макак» и свитских «сильных мужей». Мысли же мои были далеко отсюда — на неуютных для обитателей тропиков открытых и прохладных просторах Верхнего Талу.
Согласно имеющимся у меня сведениям о географии Пеу, область Талу делилась на весьма различающиеся части. Если Нижнее Талу по природным условиям походило на соседние Кесу, Хон, Кане и Темуле, то Верхнее Талу, занимающее две трети территории этого племени, представляло гору, поднимающуюся несколькими террасами с пологими склонами. На самых первых «ступеньках» было ещё более-менее тепло, хотя родная и привычная для туземцев тропическая зелень постепенно сменялась там хвойными лесами, да папуасские корнеплоды родились, чем выше, тем хуже. Но после четвёртого яруса леса и кустарники окончательно уступали место открытым пространствам, покрытым густой травой. Вот там было холодно, сыро и часты были промозглые туманы.