Хрен С Горы
Шрифт:
Поэтому я успокаивал себя, что вокруг больше сотни «макак». А с Пахыром всего трое слуг — остальные это его коллеги-кораблевладельцы со своими людьми. И они, кажется, не сильно разделяют борзой настрой недавнего хозяина тузтца. Потому мне только и оставалось, что сделать «рожу кирпичом» и начать ответную речь с максимумом слов из торжественного языка — длинную и отнюдь не примиренческую.
Выступление моё сводилось к следующим пунктам.
Во-первых, уважаемый торговец оставлял своих людей вовсе не мне, Сонаваралинге, который сейчас перед ним, а покойному ныне типулу-таки Кивамую. Так что и претензии на этот счёт к тому, с кем договаривался.
Во-вторых, люди Пахыра воевали
В-третьих, за поддержку узурпатора Кивамуя вообще-то следует держать ответ перед законной нашей правительницей или её полномочным представителем, то есть мною, Сонаваралингой.
И так далее — в-четвёртых, в-пятых…
Под непреодолимой логикой моих аргументов, и оценив численность сжимающих топоры и палицы «макак», чьи мрачные лица красноречиво говорили о том, что может случиться при переходе дискуссии в более оживлённую стадию, Пахыр сбавил обороты и заговорил совсем по-другому.
Теперь он согласен был просто на то, чтобы ему вернули двоих уцелевших. В ответ я сказал, что за Тишку, как я сократил труднопроизносимое имя вохейца, попавшего в плен за компанию с Тагором, желательно бы получить эквивалент продуктов, потраченных на его пропитание. А жрать тот, несмотря на малые габариты, горазд. Так что на пару топоров он точно наел. То, что Тишка вполне исправно отрабатывал свои харчи ударным трудом сперва на ирригационно-мелиоративных работах, а потом на строительстве оборонительной стены, я счёл несущественным.
Что до Тагора, то вообще-то у нас, на Пеу как-то не принято держать людей в плену по многу лет. И потому он теперь вольный человек, который сам решает свою судьбу. Так что пусть почтенный Вигу-Пахи сам разбирается со своим бывшим пленником (это слово я употребил, за неимением в папуасском термина «раб») и уговаривает того вернуться к нему как угодно. Я для этого даже готов оставить их один на один, чтобы могли поговорить без посторонних ушей. Несмотря на то, что тузтец разглядывал недавнего своего хозяина с максимально возможной дружелюбностью, торговец почему-то не воспользовался предоставляемой ему возможностью.
Разобравшись с данным недоразумением, омрачающим вохейско-папуасскую дружбу, я предложил всем присутствующим чужеземцам разделить с нами трапезу, за которой обсудить дальнейшее торговое сотрудничество. Выхкшищшу-Пахыр, изобразив на лице искреннюю радость, вынужден был принять приглашение.
Впрочем, за едой как-то о делах разговаривать не принято — что у жителей Пеу, что у более цивилизованных народов. Так что Тагор, Сектант и Баклан, который как раз вчера нарисовался в очередной раз пред мои очи, развлекали гостей рассказами о нашем житье-бытье: про гражданскую войну, про налаженное в Бонко производство медных орудий, про то, как Сонаваралингатаки мудро и справедливо правит по воле нашей юной правительницы Мар-Хоном и окрестностями. Вохейцы в ответ рассказывали о всевозможных нововведениях с запада, буквально наводнивших их родину и иные государства. Меня, разумеется, заинтересовало огнестрельное оружие, которым вохейский правитель Тишпшок-Шшивой Третий начал вооружать свою армию. Кое-кто из гостей даже успел увидеть колдовские «палеовийские» жезлы в действии и подержать их в руках. Правда, сам почтенный Кушма-Чикка стрелять не рискнул.
А на мой вопрос: «На какое количество тонопу можно выменять такой жезл?» купцы дружно заржали. Просмеявшись, Пахыр сказал: «Такие жезлы
Тут вмешался Тагор, вопросительно прошипев что-то на вохейском. Его бывший хозяин ответил несколькими короткими фразами.
— О чём вы сейчас говорили? — поинтересовался я.
— Я тебе раньше говорил, что регои, служащие правителям в обмен на ракушки — тузтец имел в виду конечно наёмников — Иногда используют изготовленные тенхорабитами «палеовийские огненные жезлы». Я и спросил, как вохейцы поступают с владельцами такого оружия. Выхкшищшу-Пахыр сказал, что точно не знает, но вроде бы запрет касается только на те «жезлы», что делают царские мастерские. Вот только Тишпшок-Шшивой повелел, чтобы все мастера-оружейники Вохе работали на его одного.
— А много ли такого оружия раньше делалось? — полюбопытствовал я.
— Я видел «палеовийские жезлы» всего раз пять или шесть. Дорогая вещь — ответил Тагор.
С огнестрельного оружия разговор перешёл на то, что «тюленеловы» заговорили о мире. Вроде бы к некоторым царям востока Земноморья явились в конце холодного сезона посольства с предложениями о взаимной торговле. Причём палеовийцы вели речи о продаже своих «диковин» в обмен на некоторое сырьё с востока, но заодно готовы разрешить продажу «не нужных им» товаров с захваченных островов. Скилнская бронза, разумеется, попала в список стратегических ресурсов, нужных самим «тюленеловам». А вот ракушки новым хозяевам морей без надобности. Так что Пеу может столкнуться с конкуренцией.
В общем — обе стороны обменялись намёками. Правда, наш оказался если не толще, то уж точно нагляднее: Кано и Гоку как раз орудовали над свиной лопаткой персональными медными ножами работы Атакануя. Клинки пошли по рукам гостей. Не знаю, насколько впечатлила вохейцев продукция нашей металлургии, но призадуматься заставила. Тем более что через своих «чужих» я тут же выяснил, что торговля с захваченными Палеове «ракушечными» островами ещё не начата — и неизвестно, когда начнётся.
Мы успели немного перекусить и отведать папуасской браги, как появилось трое вохейцев, ранее отправленных, как сказал один из купцов, «за нашим угощением хозяевам». Притащили они несколько кувшинов. Как оказалось — с вином. Не так уж и часто в прежней моей земной жизни доводилось пить данный напиток — и в студенчестве, и со старшими коллегами по ЭКО в основном употреблялась водка. Так что сейчас сравнивать особо не с чем. На вкус кислятина кислятиной. В общем, привычная мне туземная бормотуха на слюнях вместо дрожжей куда вкуснее — если забыть о технологии её приготовления.
Вино быстро ударило в головы народу, и беседа пошла раскрепощённее. И мало кого смущало, что собеседник говорит совсем на другом языке. Кано что-то обстоятельно объясняет Кушме-Чикке, тот в ответ часто хлопает себя по макушке в знак согласия. Вот кому не мешает лингвистический барьер, так это Тагору, который внимает разгорячившемуся Выхкшищшу-Пахыру. Язык у бывшего хозяина тузтца заплетается, так что вохейское шипение становится совсем уж нечленораздельным, но лучник, судя по заинтересованной физиономии, его понимает. Эта картинка, несмотря на уже ударившее в голову вино, привлекла моё внимание: что такого купец втирает, хотелось бы знать — хмель стёр с лица Тагора обычную маску невозмутимости, и теперь на нём проступили эмоции, причём тузтец проявляет явный интерес к словам вохейца.