Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал
Шрифт:
— С Арицей надо решать. Не сможешь, я попробую. Поговорю с Таба-Ашшуром или с кем еще. Есть у меня один знакомый купец при царе. Обещал помочь, если что. Миром это дело не поправить. Агава пускай живет там, куда ты ее отправила.
Дияла осторожно спросила о брате:
— Как он? Сильно зол?
Шимшон оглянулся на закрытую занавеску, за которой сидел его старший сын, и сказал так тихо, чтобы слышала только дочь:
— Не заходи туда. Он плачет, — голос старика дрогнул.
5
За
Киммерия. Город Хаттуса
Манас вытер со лба пот и прислушался: показалось — или кто-то идет по веранде?
Наверное, показалось.
Впрочем, для верности хозяин постоялого двора пару минут сидел тихо как мышь. Успокоившись, тяжело вздохнул и вернулся к работе: он мыл пол, стоя на четвереньках, сначала чистил его щеткой, затем елозил мыльной тряпкой и снова брался за щетку. Комната была крохотная, из мебели — узкая деревянная кровать, а в проходе между нею и стеной мог едва протиснуться человек. Небольшое свободное пространство оставалось перед порогом, здесь ему и приходилось трудиться.
Однако стоило Манасу оказаться спиной ко входу, как сзади кто-то незаметно поддел кинжалом защелку и бесшумно отворил дверь. Хозяин бы и не почувствовал ничего, если б не легкий ветерок, подувший с улицы.
Манас замер. Так жук-навозник притворяется мертвым, столкнувшись с опасностью. Глаза нашли нож, заткнутый за пояс. Главное — не выдать себя, а то ему перережут горло раньше, чем он обернется.
— Чего надо? Замерз? Оно понятно: ночь сегодня прохладная. Может, принести еще одно одеяло, только скажи куда, — вкрадчиво говорил Манас, пытаясь угадать, кто дышит ему в затылок: «Хорошо б, если бы постоялец. Но кто станет красться, будто вор в чужом доме… Так, наверное, вор и есть… Тогда пускай думает, что я принял его за постояльца».
— Ты распустил всех своих рабов? — услышал он знакомый спокойный голос.
— Ашшуррисау? — изумился хозяин.
Встав с колен, он повернулся к гостю, излучая радушие. Теперь, когда от страха ничего не осталось, Манас улыбался, и все же растерянное выражение на его лице не исчезло.
— Почему ты здесь? Ты же отправился на север…
— Я вымотан и голоден как волк. Накрой-ка на стол, — Ашшуррисау усмехнулся. — Не знаю, сам или позови рабов, но накрой. А там и поговорим.
— Да, да, ты посиди здесь, — засуетился Манас. — Я сейчас все устрою.
Он быстро вышел из комнаты. Спустился вниз, стал будить рабов, отдавать приказания.
Ассириец же, добравшись до кровати, хотел было прилечь, но в последний момент передумал; снял со стены подвешенный на крюк светильник — и принялся изучать темное пятно на полу, которое так старательно пытался вывести Манас. Убедившись, что чутье его не обмануло, Ашшуррисау прилег отдохнуть.
Пока накрывали ужин, гость успел вздремнуть. Но стоило Манасу
— Ты не доверяешь своим рабам?
Манас передернул плечами:
— Им больше других. Думаешь, от кого идут все слухи… Это от них хозяева узнают обо всем, что происходит вокруг.
— Хорошо, что ты осторожен.
— Это у меня в крови, — гордый собой, закивал Манас.
— Ты вовремя вспомнил о крови… Кого ты убил?
Хозяин замялся:
— …Был тут один фригиец. Продал табун лошадей на юге, а потом отстал от каравана.
— Его не станут искать?
— Нет, нет, я все выведал… Я и комнату ему эту дал, крайнюю, чтобы никто ничего лишнего не услышал… Никто ничего и не увидел… Этот болван…
Ашшуррисау перебил его:
— А как же я?
И только теперь Манас понял, что ассириец не на шутку разозлился, хотя и скрывает это под привычной маской безразличия.
— Я ведь догадался. А значит, мог догадаться и кто-то другой. Значит, могут пойти слухи. К тебе станут иначе относиться. Одни станут тебя бояться, другие — презирать, третьи захотят взять тебя в сообщники, а четвертые и вовсе пойдут к наместнику за наградой, сообщат об убийце. А мне надо, чтобы о тебе говорили, как о самом честном хозяине постоялого двора в Хаттусе… Где ты спрятал труп? В сточной канаве?
— Нет, нет… я избавился от трупа. Я был осторожен… И это в последний раз… Обещаю…
— Пойдем ужинать, — неожиданно миролюбиво сказал Ашшуррисау, поднимаясь с кровати. Он умел вправлять мозги таким, как этот Манас.
Пока гость утолял голод, хозяин рассказывал ему новости. О том, какой шум поднялся после исчезновения Ашшуррисау и Тарга. Киммерийцы обыскали весь город и его окрестности, пытаясь их найти. Как обнаружились у моста трупы. Все решили, что Тарг убит, а Ашшуррисау бежал из страха.
— Эрик пару раз о тебе спрашивал, интересовался, что мне известно. Я отнекивался. У него на тебя большой зуб вырос. Когда Тарг пропал, Теушпа пришел в ярость и во всем обвинил Эрика. Он чуть головой не поплатился. Помогло вмешательство Лигдамиды.
— С чего бы это? Зачем принцу заступаться за конюшего отца? — заинтересовался Ашшуррисау, перестав жевать. — Помнится, не были они раньше близки.
Манас приосанился, почувствовав, что может быть действительно полезен своему ассирийскому другу.
— После битвы под Тиль-Гаримму от Теушпы ни на шаг не отходит молодой номарх по имени Дарагад, вроде бы его внучатый племянник. Он там отличился — пленил Шаррукина. И теперь все смотрят на Дарагада как на соперника Лигдамиды. Уже и слухи пошли, мол, неизвестно, быть ли ему царем после смерти отца.
— А Балдберт на чьей стороне?
— То-то и оно — тоже за Дарагада. И Лигдамида всему этому точно не рад.
— А почему о смерти так вдруг заговорили? Не слышал, чтобы царь снова болел.