Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
Екатерина заслуживает удивления потомства.
А.С. Пушкин
1
Под утро пошел дождь.
Налетевший с залива свежий ветер пригоршнями бросал тяжелые капли в окна
императорской опочивальни и, откатываясь, замирал в шелесте влажных крон лип.
Всю первую половину дня императрица оставалась в своих покоях. Прибывшим из
Царского членам государственного Совета — вторник был днем его еженедельных
заседаний — велено
Обедала за малым столом в обществе все той же Перекусихиной.
После обеда распогодилось, и, глянув в окно, императрица решила прогуляться по
парку.
Когда Екатерина в сопровождении Храповицкого, Перекусихиной и Тома
Андерсона-младшего, потомка родоначальника русских левреток, вышла на берег
Большого пруда, из-за темных грозовых туч, вновь нависших над Царскосельским парком,
вырвался луч солнца, позолотив тонким перстом орла, распростершего крылья на вершине
Чесменской колонны. Здесь, под кроной старого вяза, у самой кромки воды, стояла
скамейка, на которой императрица любила сиживать, отдыхая во время утомлявших ее в
последнее время дальних прогулок.
Колонна, воздвигнутая в честь разгрома русским флотом под предводительством
графа Алексея Орлова турок в бухте Чесма, напоминала ей об одной из самых славных
страниц ее царствования.
Здесь и произошел тот памятный разговор, над потаенным смыслом которого мы и
сегодня, два столетия спустя, задумываемся не без недоумения.
— Слышал, Александр Васильевич, здешнюю историю?
Храповицкий, растерянно проводив взглядом удалявшуюся по усыпанной гравием
дорожке Перекусихину, признался, что слышал.
— Я благословила их, — тихо сказала императрица, скорбно поджимая губы. —
Бог с ними, пусть венчаются в воскресенье.
Храповицкий от неожиданности сделал полупоклон. Том Андерсен, решив, что с
ним играют, с комической точностью повторил его движение, отставив костлявый зад и
царапнув гравий породистой лапой. Екатерина, досадливо отмахнувшись от
расшалившегося пса, усадила кабинет-секретаря рядом с собой.
— Ты, я чаю, Александр Васильевич, не ожидал такого коварства. А я давно уже
себя к этому приготовила. Восемь месяцев, как переменился. Сперва, ты помнишь, до
всего охоту имел et une grande facilit'e149, а с осени вдруг начал мешаться в речах: все-то
ему скучно и грудь болит. А как придворная карета неудобна стала, тут я все поняла.
— Всем на диво, сколько вы его терпели, Ваше величество, — пробормотал
Храповицкий. — Все его бранят.
— А что бы ты сделал на моем месте?
Храповицкий совсем смешался.
— On ne saurait pas r'epondre du premier moment150, —
Екатерина, однако, не ждала ответа.
— Зимой еще князь говорил: «Матушка, плюнь на него», — и намекал на
Щербатову, но я виновата — сама его перед князем оправдать пыталась. C’etait toujours
une oppression de poitrine. C’еst son amour, sa duplicite qui l’'etouffait151. Но когда не мог себя
преодолеть, зачем не сказать откровенно? Третьего дня признался мне, что уж год, как
влюблен. Буде бы сказал зимой, то тогда бы и сделалось то, что вчера. Я не помеха чужому
счастью. Бог с ними! Простила их, пусть будут счастливы.
Храповицкий, завороженный этим странным рассказом, с хрустом ломал пальцы.
149 ...и большую легкость (фр.).
150 Нельзя ответить так сразу (фр.).
151 И эта вечная теснота в груди. Это его любовь, его двуличие душили его (фр.).
Пауза. Влажные, вечно печальные глаза четвероногого уродца, примостившегося у
ног своей хозяйки, внимательно следили за судорожными движениями рук кабинет-
секретаря.
— Одного не могу уразуметь, Александр Васильевич, — произнесла вдруг
императрица. — Ils doivent ^etre en extase, mais au contraire — ils pleurent. Pourquoi cela?
Vоila un personnage fort extraordinaire, cet Habit rouge152. Сам на сих днях проговорился, что
совесть мучит.
Она вновь помолчала и, искоса взглянув на кабинет-секретаря, продолжала с
кокетливым смешком:
— Вообрази, мой друг, тут замешивается еще и ревность. Что за странный человек,
право. Больше недели уж стал ревнив, как мавр, и все за мной примечает, на кого гляжу, с
кем говорю.
Храповицкий перестал хрустеть пальцами и отвел глаза в сторону.
2
Ну что ж, любезный читатель. Пришла пора поговорить о человеке, без которого
наш рассказ был бы невозможен.
Ты, конечно, догадываешься, что мы имеем в виду Александра Васильевича
Храповицкого, кабинет-секретаря Ее императорского величества.
В должности своей Храповицкий служил уже более десяти лет. Местом он был обязан
покровительству генерал-прокурора князя Александра Алексеевича Вяземского, высоко ценившего
его по прежней службе в Сенате, где он достиг должности обер-прокурора благодаря редкому
умению составлять служебные бумаги.
Князь Александр Алексеевич был последним из оставшихся при дворе
«екатерининских орлов», составивших славу первых лет великого царствования.