Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
и притом между верхним и нижним платьем, то посему они особенно заметны у самой
груди. Одна прикрывает другую, так что нижняя лишь немного выдвигается. Верхняя,
светло-голубая, почти в руку шириною, лента первого и высшего ордена Российского
государства, Андреевского; нижняя, оранжево-желтая с черными полосами, это
военный
Георгиевского орденов носила она золотые и бриллиантовые цепи вокруг шеи и на груди,
две звезды, одна другую заслоняющие, так как гроссмейстер обоих орденов.
Ее полная грудь мало видна вследствие русской одежды. Талия очень широкая, но,
благодаря умело избранному платью, весьма удачно скрыта. Ее и совсем не видно.
Как только императрица вступила в комнату, она остановилась и несколько раз
милостиво поклонилась многочисленным присутствующим...»
179 Епитрахиль (фр.).
180 Одно из папских облачений (фр.).
Екатерина принимала бесконечную череду поздравляющих, восседая на Большом
троне, специально привезенном для этого случая из Петербурга.
Камергер Зиновьев представлял прибывших из армии генерал-майора артиллерии
Эйлера (сына знаменитого математика и члена петербургской Академии наук) и генералов
Комсина и Фаминца.
Затем императрица, стоя на главном крыльце, изволила принять парад гвардейских
полков, прошедших церемониальным маршем под звуки труб и глухую дробь барабанов. В
ее свите все взоры привлекал новый фаворит — Зубов, облаченный в мундир флигель-
адъютанта.
Праздничный обед на восемьдесят пять кувертов был накрыт в Большой столовой.
Когда присутствовавшие стоя пили за здоровье Ее императорского величества, пушки за
окном ударили салют, продолжавшийся до окончания обеда.
Вечером — партия в макао. Хор придворных певчих в колоннаде.
И бархатные звуки музыки под затухающим небосклоном.
Екатерина покинула гостей необычно рано. В девятом часу она уже была у себя.
2
Войдя в опочивальню, Екатерина выпила стакан кипяченой воды, стоявшей на
маленьком столике возле кровати. Она никогда не ужинала.
По случаю праздника прислуга была отпущена. Императрица подошла к
письменному столу. За окном было светлей, чем в комнате.
Белые ночи — бессонные ночи.
Екатерина присела за стол и, чуть помедлив, выдвинула правый ящик. Щелкнула
потайная пружина, из-за отодвинувшейся дверцы императрица вынула старинную
шкатулку
принялась перебирать их, откладывая некоторые в сторону.
День 28 июня, как и следующий, 29 июня — тезоименитство Петра и Павла —
имели для Екатерины особое, почти мистическое значение.
Да вот, кстати, пример. Собственноручная записка Екатерины, написанная ею, как
считают, незадолго до смерти и обнаруженная при разборе бумаг князя А.А. Безбородко,
скончавшегося в 1799 году:
«В 1744ом году, 28 июня, на Москве в Головинском деревянном дворце, который
сгорел в 1753 году, я приняла Грекороссийский Православный закон.
В 1762 году, 28 июня в С.-Петербурге я приняла всероссийский Престол в пятницу,
на четвертой неделе после Троицына дня, в сей день достойно примечания Апостол и
Евангелие, которое и читается ежегодно в день моего возшествия и начинается
Апостольскими словами: вручаю вам сестру мою Фиву, сущую служительницу и проч.
Пред моей Коронацией на Москве я выезд имела публичный в день возобновления
Храма.
Молебен о Чесменской баталии был в день воздвижения Креста, Апостол сегодня во всех
умах, а тогда не иначе, как с восхищением принят был и всем казался пророчеством о разрушении
турецкого варварства»181.
В этом поразительном по откровенности документе — все или почти все, что питало
душевные силы Екатерины, то высокое честолюбие, что двигало ее поступками на протяжении
долгого тридцати четырехлетнего царствования. Здесь и не потускневшее за тридцать лет
потрясение от прозвучавших в судьбоносный для нее день под сводами Казанского собора слов
апостола Павла о «Фиве, сущей служительнице», чье имя почти буквально совпало с тем, как в
детстве называли саму Екатерину — Фике, и глубокая, фаталистическая вера в избранность своей
судьбы, свое высокое предназначение, и отголосок той идеи, что на протяжении всей жизни таилась
в глубине ее души, — идеи о восстановлении Византийской империи.
«Пусть кто как хочет думает, а я считаю, что Апостол в Ваше возшествие
пристал не на удачу»182, — такими словами пытался Г.А. Потемкин восстановить покой в
душе Екатерины в один из самых опасных моментов ее царствования, в начале второй