Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
оставался недолго. Он стал чтецом принца Саксен-Готского, а затем секретарем графа фон
Фризена, племянника маршала Морица Саксонского.
Известность в Париже, а впоследствии и во всей Европе, принесла Гримму его
«Литературная корреспонденция». Этот рукописный журнал, сообщавший о последних
новостях художественной и литературной жизни Парижа, по просьбе просвещенной
герцогини Луизы-Доротеи Саксен-Готской начал издавать аббат Рейналь в 1747 году.
Гримм, приглашенный
широкую ногу. За 300 франков в год владетельные государи многочисленных немецких
княжеств могли дважды в месяц получать обстоятельные описания луврских Салонов и
вернисажей, спектаклей в «Комеди франсез». С 1763 года к подписчикам «Литературной
корреспонденции» присоединился Фридрих II, а с 1766 года — Екатерина. С этих пор имя
Гримма приобрело европейскую известность.
Ближайшим сотрудником Гримма по «Литературной корреспонденции» был Дидро,
из-под пера которого почти два десятилетия выходили самые блестящие статьи этого
уникального издания. Случалось, что пока Гримм отсутствовал в имении мадам д’Эпине,
проводя время в беседах с политиками и финансистами, Дидро ночь напролет писал о
картинах Вьена, Греза и Ван Лоо, скульптурах Гудона и Фальконе для очередного выпуска
«Литературной корреспонденции». Без особой натяжки можно сказать, что слава Гримма
покоилась на труде Дидро.
Как ни странно, такое положение удовлетворяло обоих. В отношениях с собратьями
по философскому кружку Дидро был наивен, как ребенок или, вернее, как гений. Он не
знал чувства зависти. На перешептывания (и при жизни Гримма, и после его смерти) об
умении его друга извлекать пользу из чужого труда или о сомнительных услугах,
оказываемых им многим европейским дворам, Дидро отвечал ясной улыбкой человека,
неколебимо верящего в добро.
Когда Гримм по своему обыкновению бочком, как человек светский, но
проводящий много времени за письменным столом, вошел в гостиную Нарышкина,
радости Дидро не было предела. Забыв о своих недомоганиях, он вскочил с дивана и
заключил друга в объятия. Гримм, терпеливо снес бурное проявление чувств своего
экспансивного товарища, бережно отстранил его со словами:
— Ты несносен, Дени. Можно ли так вести себя? Вот уже три месяца, как я не
получаю от тебя никаких известий. Подумай сам: выезжаешь из Парижа весной, а
приезжаешь сюда только осенью. Ты пропустил весь belle saison24.
По-французски
Гримм выражался не совсем правильно, как бы с некотором усилием, но недостаток этот
24 Теплое время года (фр.).
вполне компенсировал приятный
располагавшая к себе манера держаться.
Дидро, усадив своего товарища в удобное кресло, стоявшее возле изразцовой печи,
принялся рассказывать о своих дорожных приключениях. Гримм внимательно следил за
оживленной жестикуляцией, которой сопровождал свои слова сидевший напротив него
взъерошенный человек с профилем хищной птицы. Привычно доброжелательное
выражение его лица отражало радость узнавания чудачеств старого друга. Так
умудренный опытом отец смотрит на озорного, увлекающегося, но достойного одобрения
сына.
Давайте же оставим ненадолго двух друзей, — после полугодовой разлуки им есть,
что сказать друг другу — и присмотримся повнимательнее к двум философам,
появившимся в Петербурге осенью 1773 года. Это поможет нам лучше понять смысл и
логику дальнейших событий.
Дидро и Гримм, как Кастор и Полидевк, перенесенные в век Просвещения, были
едины в своей противоположности. Оба принадлежали к среднему сословию. Отец
Гримма был лютеранским пастором в Регенсбурге, ставшим впоследствии
суперинтендантом. Дидро родился в семье ножовщика, впрочем, вполне почтенной.
Представители ее два века занимались этим ремеслом в родном Лангре.
Дидро не находил ничего зазорного в своем низком происхождении. До конца
жизни он сохранил любовь к жителям Лангра, все время открывая в них какие-то
особенно привлекательные черты характера. Он говорил, что из-за сильных ветров,
нередких в тех местах, обитатели Лангра стали похожи на флюгеры, устойчивые к
переменам судьбы и восприимчивые к новым веяниям. Сам Дидро также, подобно
флюгеру из Лангра, чутко улавливал флюиды эпохи.
Гримм не любил вспоминать о своей жизни до приезда в Париж. Франция стала его
духовной родиной. И по образу жизни, и по складу ума он был скорее французом, чем
немцем.
Ученик и воспитанник иезуитов, Дидро яростно выступал против католической
церкви. Он был убежден в том, что человеческая природа совершенна, мир Божий
прекрасен и зло лежит вне его. Оно есть следствие дурного образования и дурных
учреждений. Во времена, когда француз, не проявивший должного почтения к
религиозной процессии, рисковал быть ошельмованным и даже казненным, такая позиция
была серьезным протестом против ханжества в религиозно-нравственных вопросах
феодального абсолютизма, формализма в искусстве и обскурантизма в мышлении.
В апреле 1771 года Дидро писал своей русской знакомой, княгине Екатерине