Хрустальный ангел
Шрифт:
– Попроси у них для меня большую квартиру, – нагловато хмыкнула Сара.
– Ха-ха-ха, – радостно рассмеялась Ирка. – Хорошо! Я расскажу об этом в театре, вот будет смеху! Я тебя спрашиваю серьезно. Что, если я буду петь? Хотя я и так пою, сейчас ведь каждый поет! А лучше не перебивай меня!
Сара и не собиралась ее перебивать. Ей это и в голову не приходило.
– И не станцую, хоть я и танцую хорошо, опять же теперь каждый танцует. Как ты считаешь, что я еще могу сделать? Там уже все-все-все было! Люди прыгали с верхотуры на резиновом канате, хотя я никогда бы не прыгнула,
– Поработай уборщицей, – вырвалось у Сары (ах, холера, она должна себя сдерживать, а не нести все, что лезет в голову), и добавила вопреки себе: – Это, наверное, изменит твой портрет.
У Ирены была домработница, сама же она никогда не убиралась, только на кухне, да и то потому, что любит готовить, правда, это случалось нечасто.
– Не шути, хотя Родович [1] уже мыла машины. Так неужели ты думаешь, что я пойду по ее стопам?
Нет, такое Саре не приходило в голову.
1
Марыля Родович – первая звезда польской эстрады с семидесятых годов до сего времени. – Прим. перевод.
– Уже играли в гольф, катались на скутерах, стояли как памятники! А я актриса, у меня должно быть что-то необычное, Клыска, я тебя прошу!
Мои родители хорошо устроились, подумала Сара. Сами три года назад переехали в Варшаву. Отец получил там отличную работу, и Идена звонит им, чтобы рассказать, как она ужасно скучает. Могла бы звонить мне, что она без меня скучает, это лучше, чем без конца о чем-нибудь просить.
Ну ладно. Возможно, она не назло мне стала актрисой. Возможно, наоборот, я хотела поступить в театральную школу, потому что ей это удалось?
Но почему она так подло меня использует?
– …и даже ловили рыбу, – продолжала Идена. – А я актриса! Я хочу играть! Или, может быть, лучше я в самом деле запою или станцую, как ты считаешь?
– Успокойся с этими песнями и плясками, замордуешь себя насмерть. Пусть тебе дадут сыграть последнюю сцену из «Касабланки» вместе с Брэдом Питтом или Дорочинским, и тогда пусть отваливают, придурки, – от полной безнадежности с раздражением бросила Сара.
– Ты гениальна! Ге-ни-аль-на! – заорала в трубку Ирена и разъединилась.
Понятно, что Сара была гениальна. Если бы она выговаривала «р», ее кузина звалась бы Ирена Крамак, но теперь на афишах повсюду пестрело Идена Крамак, и каждый, абсолютно каждый журналист, с момента, когда Ирка стала популярна, спрашивал: откуда у нее такое необычное имя? А Ирка отвечала, конечно, что это семейная тайна, ибо знала, что таким ответом подогревает интерес медиа к себе.
Хотя, по мнению Сары, уж коли Ирена уперлась, чтобы изменить имя, могла
В отместку за Клыску!
Сенсационная новость
Сара разложила диван и вошла в ванную комнату. Налила воды в ванну и положила телефон на полочку под зеркалом. Было одиннадцать. Яцек должен был позвонить около десяти, но, наверное, не мог, так как его сотовый давно был выключен.
После случая два года тому назад с несчастной Гражиной и первым женихом, которого она безрезультатно хотела стереть из памяти, Сара знала одно: во-первых, нельзя доверять никакой женщине, дружбы между женщинами не существует, а во-вторых, вопреки добрым советам бабушки, нельзя думать, что каждый мужчина окажется сукиным сыном, иначе тогда так и происходит.
Нужно только мужчин воспринимать соответственно.
Сара налила несколько капель розового масла, и по маленькой ванной распространился приятный запах. Яцек уже скоро вернется. Сара усмехнулась про себя. Она не любила, когда его не было, но они оба любили встречаться после разлуки. Закрыла глаза и, хотя не почувствовала приятной дрожи желания, подумала, что это хороший момент для любви – за пару дней до овуляции, и тогда может исполниться ее самое главное желание. Наконец у них будет ребенок. Желанный, любимый, абсолютно собственный. Им не хватало только этого для полного счастья.
Вообще-то это было не совсем правдой. У Сары было еще одно желание, которое она тщательно прятала и в котором не призналась даже Яцеку.
Она мечтала о работе на радио. Радио, на ее взгляд, давало неизмеримые возможности, каких, например, не было на телевидении. Радио было интимным разговором, радио было магией, потому что никто тебя не видит, во внимание принимается только говорящий, что он скажет и как скажет, и почему он это скажет, а не как выглядит, какой длины у него ноги и какой объем талии.
Конечно, Сара понимала, что не подходит для работы на радио. После института она обратилась на радиостанцию «Вместе», которая объявила набор. И тогда она услышала:
– Ну, нет. Не переоценивайте себя. Радио нужна индивидуальность, а вы…
На ее правильный выговор никто не обратил внимания. Ничего удивительного, все журналисты говорят так, будто у них забит нос или они жуют комки одноразовых носовых платков. Если бы ей кто-нибудь сказал:
«К сожалению, с вашим произношением…»
Но было хуже. Оказалось, что она женщина без индивидуальности.
Очень смешно, очень!
Ее разбудил звонок Яцека.
– Дорогая, мы только что закончили, но у меня для тебя сенсационная новость. – Яцек радовался, как ребенок, и это в его голосе она почувствовала сначала и уж потом сообразила, что он, должно быть, выпил, и не меньше пары бутылок пива. – Я тебя люблю, Птичка, наша жизнь абсолютно изменится, – сообщил он, а она усмехнулась, потому что знала, что он имеет в виду.