Хрустальный ангел
Шрифт:
– Я тоже тебя люблю, – пробормотала она и упала щекой на подушку. Она была счастлива, счастлива по-настоящему.
Это значит, что Яцек созрел для отцовства. На что она рассчитывала с начала их брака.
Наконец-то!
Сара прижалась к ярко-желтой подушке и заснула с улыбкой на губах и прекрасным ребенком, в воображении таким же прекрасным, как Матеушек.
И когда она улыбалась про себя, то позволила себе помечтать и о другом.
Конечно, после всего этого, ну совсем уже потом, когда-нибудь, когда она вырастит ребенка… как-нибудь однажды люди выключат радио и поищут определенную радиочастоту, именно ту, на которой будет ее передача. И для них не будет ничего более важного, чем слушать,
– Привет, Птичка! – Яцек приподнял Сару и закружил, крепко прижав к себе. Сара обняла его за шею. Она почувствовала его запах, и у нее подкосились ноги. Он был такой родной, и это ее всегда волновало, Яцек и дом были для нее одним целым и всегда самым главным.
– Наконец-то дома, – сказал Яцек.
Он поставил ее на пол и снял куртку. Сара побежала в кухню и включила духовку: запеканка вот-вот должна быть готова, всего через несколько минут. Она быстро накрыла маленький столик и залила соусом салат. Такой, как он любит: очищенные от шкурки помидоры – сначала, как и положено, ошпаренные кипятком – лук, тоненько порезанный кружочками, все это перемешано с чесночным соусом, в который она добавила ложку малинового сиропа, чтобы было не так, как у всех, чтобы никто и никогда не подделал ее соус и чтобы Яцек знал, что это только у него в доме…
Яцек достал из сумки шампанское, которое купил на бензоколонке по дороге из Варшавы, и вынул из шкафчика два фужера. Когда она заглянула в кухню, он разливал шампанское. Наполнив фужеры, он поднял оба и объявил:
– Теперь садись и слушай. Даже в самых смелых мечтах ты не могла бы себе этого представить!!!
При этом его глаза так радостно блестели, что Сара послушно взяла у него из рук бокал и села.
– Но ты мне будешь звонить? Не забудешь меня? Боже! Что я теперь буду без тебя делать, Клыска? И вообразить не могу! У меня теперь тут не будет никакой семьи… Зато ты будешь рядом с родителями.
Ирена сидела в кресле, подобрав ноги, и по-настоящему всхлипывала.
После отъезда родителей из Познани прошло уже три года. Они уехали, несмотря на протесты и Сары, и Идены. Они обе считали, что на старости лет нельзя отрываться от корней, что люди, как деревья, не любят, когда их пересаживают. В любом случае решение о переезде в Варшаву было для них потрясением. Фирма отца наконец-то (как же быстро летит время) получила признание на мировых рынках.
– Из Варшавы всюду ближе, а я должен буду выезжать, – объяснял отец, и мама, конечно, как всегда, с ним соглашалась. Без сомнения, последнее слово в доме всегда было за отцом.
А из Варшавы на самом деле никуда не было ближе – разве что до Москвы и Дальнего Востока, до Ирака или Чечни. А вот из Познани было ближе к Берлину, Гамбургу, Лондону и так далее, в чем девочки старались убедить родителей.
Разве не удивительно, что ситуация повторяется, подумала Сара – и через секунду присела рядом с плачущей Иденой, тепло обняла ее, и золотая головка оказалась у нее на коленях, а мохеровый свитерок Сары, доставшийся ей после кузины, все более намокал от слез.
– Ну что ты, Ирка, это всего триста километров, это та же самая страна, ничего не изменится. Ты обязательно приедешь к родителям, это перемена к лучшему… – начала убеждать ее Сара и ощутила комок в горле.
Она не могла убедить даже саму себя. Ведь здесь ее дом,
– Ты к нам будешь приезжать, правда? Матеушек будет без тебя так скучать, – всхлипывала Ирка, а водостойкая тушь для ресниц оставляла живописные пятна на розовом свитере и размазывалась по правой щеке.
Известие о переезде Сары и Яцека в Варшаву, конечно, должно было немало ее потрясти. Сколько Сара помнила себя с детства, Ирка даже при сильном стрессе глубоко вдыхала воздух, поднимала взгляд в потолок, открывала глаза пошире, быстро моргала ресницами, верхние поднимала двумя пальцами и шептала:
– Не сейчас, не сейчас, я накрашена, я накрашена, и сейчас не могу себе это позволить.
И разумеется, слезы мгновенно высыхали, так же легко, как у Сары в детстве проходил плач.
Ирка вытерла верхней частью ладони глаза, и темное пятно расплылось по носу и осталось на руке.
– Как ты забавно выглядишь… – улыбнулась Сара, однако сердце у нее дрогнуло от неожиданно накатившей жалости: что-то безвозвратно кончается. Хотя она знала, впереди ее ждет прекрасное начало чего-то нового.
– А квартира? – шмыгнула носом Ирка.
– Продаю. Это будет на первый взнос, Яцек получил кредит, уже нашел прекрасную четырехкомнатную квартиру на Урсынове. И еще Яцек получил служебную машину…
– Это очень хорошо! – Ирка вновь разразилась плачем. И Сара ее поняла.
Ведь если Яцек получит машину, то, по логике, они должны будут избавиться от своей старой. Сару пронзило трогательное чувство, что Ирка влет ухватила, о чем речь.
Сара любила свой отличный старый тринадцатилетний «Опель», и известие о служебной машине ее скорее не обрадовало, поскольку предполагалось, что они избавляются от «Опеля» в пользу неизвестного нового автомобиля, зато очень хорошего, ей стало неприятно, но сейчас она поняла, что в этом переживании она не одна. Птичка, ну зачем нам теперь две машины? Тебя же всюду будут возить.
– Мне тоже жаль Лампочку, – грустно сказала Сара. «Опель» был ржаво-розового цвета, от которого болели глаза, поэтому они так ласково его когда-то прозвали, и это были последние слова, которые наконец-то вернули равновесие Ирене.
Она отодвинулась от Сары с таким изумлением, что Сара ощутила то же, что много лет назад, когда Ирка пробовала ей объяснить, как вычисляется поверхность призмы.
– Ты что, сошла с ума? – проговорила вдруг Ирка совершенно нормальным тоном. И без зеркальца, послюнявив палец, тщательно стала стирать черную краску под глазами. – Ты что, совсем сошла с ума? Эта рухлядь ни для чего не пригодна уже давно!
На чем ездить? Если у Яцека есть выбор, то пусть берет «мерс». А впрочем, нет, это машина для форса. «Лексус»? Это авто что надо! Только «Лексус» ему никто не даст. Увидишь, дадут ему какой-нибудь «Форд», и это все. Любой «Форд» – это дерьмо. Хотя новый «Форд» всегда лучше, чем старый «Опель». Но не расклеивайся, Клыска, – все это она произнесла на одном дыхании, будто забыла, что не Сара расклеивается, а она. – Ты начинаешь абсолютно новую жизнь, черт бы тебя побрал, и наконец-то бросишь эту дурацкую работу… Теперь перед тобой все! – Она вскочила с кресла, почти что сбросив по пути Сару и заливая ее потоком новых слов: – Заберешь Матеуша от пани Зоси? Останешься со мной на ужин? Ко мне придет Марта с новым парнем, конечно, из этого ничего не получится, так как у него семья, но какая это семья, если он путается все время с Мартой, а муж Марты приезжает из Ирландии только на праздники, до этого времени нужно принять какое-то решение, купи по дороге салат и скажи Матеушу, чтобы он не снимал шапочку, на праздники приедем, не надо истерик, ты берешь этот буфетик, что оставила бабушка? Если нет, то я его с удовольствием…